Отец тормозит. Владимир недоуменно смотрит на дорогу, видит высокого, худого как палка старика, гордо идущего по дороге. За плечом у него — небольшой сверток с вещами, в руке — самодельная, дорогого дерева, хорошей выделки палка.
Отец вылезает из машины. Окликивает старика.
— Аманулла-хаджи! Вы домой?! Садитесь!
С чеченцами у них — отношения напряженные, и это мягко сказано. Не бывает и месяца, чтобы что-то не случилось — чеченцы не понимают шуток, и даже самые малые чуть что готовы пустить в ход ножи. Чеченцы не останавливают детей, если они дерутся — драться полезно, растут настоящие джигиты. Но по договоренности со старками — русских детей трогать не позволено. Это значит только то, что драки ограничиваются разбитыми носами. Чеченцы плохо умеют драться на кулаках, у них главное оружие — нож. Но если поймают несколько одного — могут заставить есть землю. Это одно из любимых их унижений…
Но папа говорит, что стариков и женщин все равно надо уважать. Каждый мужчина обязан уважать стариков и женщин, даже другого народа. Иначе он не мужчина.
Старик — услышав, как обращаются к нему, останавливается и смотрит на вышедшего из машины офицера спокойными, светлыми глазами.
— Езжай своей дорогой, русский — говорит он — а я пойду своей. Или боишься, что без меня тебя не пустят через Волчьи ворота?
— Разве есть хоть капля джихада в том, чтобы бить ноги об землю, Аманулла-хаджи — без злобы говорит отец — меня ждут дома и вас, наверное, тоже. Если я купил машину, чтобы быстрее попадать домой — разве плохо, если я подвезу попутчика? Тем более что в машине много места…
Владимир знает Амануллу-хаджи. И его правнуков он тоже знает. Зайнулле он чуть не выбил глаз острым сучком в драке. Аманулла-хаджи — один из стариков, сидящих на годекане, он возвращается домой после лечения в Грозном. В Грозный — его отправила мать Владимира, Клавдия Ивановна, профессиональный врач, вынужденная работать начальником фельдшерского пункта в Шатое — начальником в единственном лице, правда, она обучила двух чеченок помогать ей. Бандиты, которые есть в лесу — зовут этих чеченок, когда кто-то из них ранен. Мама и папа по этому случаю не раз ругались. Но мама сказала, что ее долг спасать людей точно так же, как долг отца убивать врагов. И хватит на этом. Точка.
С мамой — договориться по-хорошему невозможно. Вот почему покупка машины — сулит им серьезные неприятности.
Аманулла-хаджи прикидывает, не потерпит ли убытка его гордость
— Если хотите, могу высадить за пару километров до села — говорит отец — дойдете пешком.
Coup de grace…[45]
Чеченец не спеша, с достоинством приближается к незнакомой машине. Владимир — он уже знает, что от него требуется — быстро лезет назад, помогает старику закрыть дверь. Бормоча мотором — их Форд трогается с места. Сзади — места мало, все завалено покупками. В багажнике — жестяные канистры, отчего припахивает бензином. Это — на всякий случай…
— Зачем тебе этот железный скакун, русский? — спрашивает старик — купил бы себе настоящего скакуна, ахалтекинца. Скакуна можно кормить травой, можно кореньями — а этого скакуна чем ты будешь кормить?
— Ничего, что-нибудь придумаем… — оптимистично заявляет отец. Чеченец цокает языком, недовольно качает головой. Несмотря на то, что кое-кто считает чеченцев лихими сорвиголовами — рассудительность среди них в почете. Не раз и не два — загнанным в угол людям удавалось остаться в живых, если они знали, что и как сказать бандитам.
— Нефти в наших горах нет… — говорит старик — только табак растет. А ты и табак не куришь…
— Вредно.
Чеченец ничего не говорит на это. Какое-то время они едут молча
— Что ваш внук, Аманулла-хаджи? — спрашивает отец
Чеченец гордо молчит
— Чего он добьется этим? Разве он думает, что этим он что-то изменит?
— Нет. Не изменит — говорит старик — но самое главное то, что и нас ты не изменишь. Ни моего внука, ни меня, ни наш народ…
Отцу молчит. Потом говорит.
— Знаете, что для вас будет самое плохое, Аманулла-хаджи?
…
— Если мы откажемся менять Вас. Если мы просто уйдем.
— Вы пришли сюда с оружием. Вы взяли нашу землю силой оружия. Рано или поздно вы и потеряете ее силой оружия.
— Взяли вашу землю? Разве вы не ходите по ней, уважаемый хаджи.
— Это и есть самое страшное оскорбление. Лучше бы твой дед убил моего деда, чем так.
Отец снова молчит какое-то время.
— Сколько младенцев умерло в вашем селе в прошлом году, хаджи?