Я знаю, что вся эта моя писанина ей не нравится, она видит в ней нечто такое, что является исключительно моим, и что могло бы нас разделить. Тут она не права, потому что нас ничто не разделит, сейчас одиннадцать вечера, посижу до полуночи, полтора часика – максимум, а утром встану отдохнувшим. Зря Клара беспокоится.
Ведь эта писанина меня не убьет.
О цитрусовых
Когда принесли цитрусовые, мать резалась со своими родителями в ремик.
Дедушка с бабушкой работали в две смены. Бабушка в рабочем общежитии, дедушка – на нашей верфи. Помимо того, он еще заходил в бар "Под рыльцем", где народ играл в бильярд, а пивные кружки охлаждались в ведрах с водой. Там он рубал фляки[8], вливал в себя рюмочку и возвращался, поскольку очень любил дом. Иногда ходил на боксерские бои команды "Флот Гдыня", болел за Куйду, Бауэрка, других старинных чемпионов. И все бухтел о том, что как нам повезло, что Алексы Анткевич[9], победитель в Хельсинки, жил у нас на Пагеде.
"Нет ничего лучше, как родной дом", повторял он и проверял в "Дзеннике Балтийском", а не выиграл ли в "Янтарь"[10] хаты получше. "Янтарь" в чем-то походил на спортлото: если я правильно понимаю, нужно было зачеркивать числа на специальном бланке.
Дедушка формировал сложные числовые последовательности, бланки вкладывал в конверт и посылал маму в отделение. Когда она возвращалась, он расспрашивал: приняли ли конверт и деньги, и вообще, все ли пошло хорошо, ведь счастью необходимо помочь.
Бабушка согласно кивала и возвращалась к полотеру. Мама обычно собиралась ей помочь, но та и не собиралась согласиться.
- Ты должна учиться, - говорила бабушка. – Выучишься первой из Крефтов.
И так оно, более или менее, и шло: мама сидела за одеялом, сунув нос в книжки; бабуля скакала от щетки к кастрюлям, а дед подкручивал часы, анализировал матчи в ежемесячнике "Шахматы" и размышлял о вечном, когда же работа бабушки доходила до конца, он отрывал от стула свой княжеский зад и объявлял, что поможет ей в тяжкой домашней работе. Та отказывалась. Потом они, без капельки злости, ссорились по этому поводу. И дни так себе и шли.
Дедушка хотел помогать, потому что желал как можно скорее сесть за партию в ремик.
Ремик был как поверка в армии, вонь в кальсонах и повар с неврозом – его просто нельзя было избежать. Дед с епископской серьезностью чертил таблички и созывал семейство за стол, а карты у него в ладонях уже ходили ходуном.
По мнению мамы, ремик походил на жизнь: он издевается над справедливостью и вознаграждает победителей. Сама она эту игру любила, наверное ,потому, что за ней они много болтали. И еще сказала, что ей не хватает этих разговоров, а я ей даже верю.
Как раз этим вечером дедушка жаловался на то, что на работе его заставили носить каску. Всю жизнь он работал в шапке, а теперь вот это. Каска давила на голову, невозможно было сосредоточиться. Да из-за этих глупостей забастовка получится, именно так он и говорил. И еще рассказал, что на работу недавно приняли албанца. Вроде как на войне сражался, сам маленький и смешной, каска у него с головы валится, он с ней справиться не может, чтобы там не говорили.
Бабушка, которая любила слушать радио, принесла известия из еще более дальних миров. Какой-то профессор рассказывал, что через половину десятилетия мы колонизируем Марс, а у людей будут отрастать ампутированные руки и ноги, подгоняемые химическим прогрессом медицины. Кто знает, может и к деду вернутся пальцы, которые забрала у него пила в Рыпине?
Так они болтали, когда в дверь кто-то постучал.
Мама открыла. Дед пробухтел вслед, что когда-нибудь ее убьют, как Груну.
На лестничной клетке стоял русский моряк, красавец, словно с парада. В красных ладонях он сжимал корзину, полную лимонов и апельсинов. Такие чудеса в порту разворовывали под покровом ночи. Мама в жизни не видела столько этих плодов вместе. Русак вручил ей сокровище и ушел.
Дед тут же заявил, что к этим цитрусовым и не прикоснется. Неизвестно, кто их принес и зачем, явно какой-то неприятель, потому что приятели в укрытии не действуют. И их нужно вернуть или выбросить. Так он выступал, а бабушка взяла нож и очистила апельсин.
Мама вспоминает, как она поглощала этот прекрасный плод, как размазывала мякоть по небу, как высасывала наполненные солнцем шкурки. Осень неожиданно сменилась летом, Пагед превратился в пляж. Она искала следы сока на губах. А звезды сладкие? – спросила она меня сегодня и заявила, что именно это именно так, пытаясь привить мне хотя бы частичку тогдашнего восхищения.
Сам я повар, так что кушать не люблю. Надеюсь, что это ясно.
8
Национальное (и культовое в польской литературе) блюдо, хотя: всего лишь суп из тушеного рубца.
9
Алексы Анткевич - был польским боксером, выступал за сборную Польши в конце 1940-х — начале 1950-х годов. Он выиграл две олимпийские медали для Польши: бронзу в Лондоне в 1948 году в полулегком весе (это была единственная польская медаль на тех Олимпийских играх и первая медаль для Польши по боксу) и серебро на следующих Олимпийских играх в Хельсинки 1952 г. в легком весе.
10
Числовая лотерея, разыгрываемая в 50-х годах ХХ века только для жителей Труймяста. Призовой фонд – 500 тысяч злотых (наименьшая ставка составляла 3 злотых, цена бланка – 20 грошей). Надо было зачеркнуть правильных пять из 90 номеров.