Одно только взлётное поле разлук, как вместо него
Вырастают две железнодорожные станции, порт...
Как у древнего монстра.
Мы пока не пропали. Ну, ещё понемногу. Я мчусь,
Опьяневший и раненый тяжко, вглубь ночи.
( 14 )
По желанию ночи оставил я вéчера землю. [4]
К кедрам я опоздал, их давно уже нет.
Опоздал я и к А.Д.Гордону, и бóльшую часть болот
Осушили, когда я был ещё мал.
Но я удержался от плача, и это
Укрепило основы, и ноги мои,
Что ступают в отчаянье счастья,
Сделались словно плуг или дорожный каток.
Я подрастал, а голос ломался и у матери нашей, Рахели. [5]
Ко мне возвращаются мысли под вечер,
Как жнецы времён Дгании, полные пыли и счастья
Наверху на арбе.
Теперь я живу в горном городе; здесь темнеет
Раньше, чем около моря.
И я живу в доме, в котором темнеет раньше, чем за стеной.
Но в сердце моём, где я, в самом деле, живу,
Всегда темнота.
Может быть, под конец будет свет
И в нём, как на севере дальнем.
( 15 )
Даже любовь свою я измеряю днями войны.
Я говорю: «Это случилось после Второй
Мировой, мы встретились за день до Шестидневной
Войны». Никогда не скажу «до мира
45-48го» или «посредине
Мира 56-67го».
Но известие о мире
Переходит с места на место,
Как детские игры,
Что так похожи во всех местах.
( 16 )
Песня влюблённых в Иерусалиме: включили
Нас в большинство гневных пророчеств
И почти во все добрые вести.
На красивых открытках с видами города
Мы присутствуем тоже. Нас только не видно:
То ли мы внутри дома,
То ли слишком малы -
Снимок сделан с пролетающего самолёта.
( 17 )
Похоронное шествие на горе Сион.
Гроб качается, как соломинка
Над процессией чёрных мурашек.
Чёрная сумка вдовы блестит
На вечернем солнце. Да, Ты отец наш.
Да, Он наш царь. Да, во дни наши нет нам Мессии. [6]
( 18 )
Могилы в Иерусалиме, как входы в пещеры
Глубокие в день их закладки.
Потом уже не продолжают копать.
Надгробья – роскошные краеугольные камни
Зданий, которые не построят вовек.
( 19 )
Бог построил Иерусалим, как старый моряк,
Который строит модель корабля в бутылке.
Зачем? Ведь судно в море было бы лучше
И плыло бы. Город в высоком небе был бы красивее всех. [7]
( 20 )
У Баруха бен-Нерия [8] есть переулок,
Названный его именем, около рынка.
Я обнаружил его этой весной.
О Барух, человек благородный,
Смелым он был , как цветенье, и силён,
Как слёзы, которые прорываются сквозь
Глаз тяжёлый истории. Никогда
Он не плакал.
Сейчас подобен Иерусалим той,
Что хочет, чтобы все любящие её,
Любили друг друга,
И знает, что это не так.
( 21 )
Иерусалим – это место, о котором все помнят,
Что забыли там что-то,
Но не помнят, что именно.
И для того, чтобы вспомнить,
Я надеваю на лицо своё лицо моего отца.
Это мой город, здесь наполняются сосуды моих снов,
Как кислородные баллоны ныряльщиков перед
погруженьем.
Святость в нём
Превращается иногда в любовь.
И вопросы, задаваемые в этих горах,
Остаются всё теми же: ты не видел моего стада?
Ты не видел моего пастуха?
И дверь моего дома открыта,
Как могила, покинутая в день воскресения мёртвых.
( 22 )
Это конец пейзажа. Среди блоков
Бетона и ржавеющего железа стоит
Но даже дети не приходят их собирать.
Это конец пейзажа.
Внутри трупа матраса, гниющего в поле,
Остались пружины, как души.
Отдаляется дом, в котором я жил,
Свет горящий оставлен в окне
Не для того, чтоб услышали, - только,
Чтоб увидали. [9]
Это конец.
Полюбить снова – проблема,
Как у архитектора в старом городе: надо
Строить на прежнем месте
( 23 )
Девятнадцать лет город был разделён –
Время жизни юноши, павшего, может быть, на войне.
Я с тоской вспоминаю тот покой, ту тоску.
Сумасшедшие пересекали, бывало,
разделявший город забор,:
Он был прорван врагами.
Влюблённые до него доходили и пробовали,
Как акробаты в цирке пробуют сетку
Перед отчаянно смелым прыжком.
Ничейные полосы в городе были вроде спокойных
заливов,
И плыла тоска наверху в небесах,
Как корабли, чьи якоря в нас вонзились и вызывали
Сладкую боль.
( 24 )
4
"Землю вéчера", Германию, семья Амихая покинула в 1935г. из-за наступившей фашистской "ночи". В Израиле западные страны всегда ассоциировались с вечером, с закатом, а восточные - с утром, с восходом солнца. ("маарав" – запад от слова "эрэв" – вечер).
Ливанские кедры, распространённые когда-то и в северной Палестине, были вырублены турками на топливо для паровозов ещё до 1918г.
А.Д.Гордон (1856-1922) – сионист и толстовец, идеолог и практический участник (с 48-летнего возраста) освоения земли Израиля коллективным «еврейским» трудом, в процессе которого была, в частности, осушена заболоченная малярийная низмен-ность Хула в истоках Иордана.
5
Здесь Амихай, как он это нередко делал, использует цепочку ассоциаций. Вначале имеется в виду библейская проматерь Рахель, плачущая по ушедшим из страны сыновьям, которую утешает Господь, предсказывая их возвращение (Пророки. Иеремия, 31, 14), а затем -знаменитая поэтесса Рахель (Блувштейн), которая, приехав в Палестину вторично, после Первой мировой войны, работала некоторое время на сельскохозяйственной ферме в Дгании.
6
Переиначенная цитата из утренней молитвы "Шахарит": "Ты Господь, Отец наш, Царь наш … И наш Спаситель."
8
Барух бен-Нерия бен-Махсейа (6 век до н.э.) – оказал большое влияние на пророка Иеремию и помогал в распространении его пророчеств, стойко перенося невзгоды времён падения Иудейского царства и вавилонского пленения.
9
В еврейских молитвах часто повторяется выражение "чтобы увидели и убоялись" (ирау), что созвучно слову "увидели" (иръу).