Итак, Вселенная – это «с невероятной виртуозностью фрагментированный фантом, проекция, голограмма. И если разделение частиц – это иллюзия, значит, на более глубоком уровне все предметы в мире бесконечно взаимосвязаны. Электроны в атомах углерода в нашем мозгу связаны с электронами каждого плавающего лосося, каждого стучащего сердца и каждой звезды, сияющей в небе»[73]. Одно из самых древних описаний этой модели находим в «Аватамсака-сутре»: «Сказано, что в небе Индры есть жемчужная сеть, устроенная так, что, если вы взглянете на одну жемчужину, вы увидите, как в ней отражаются все остальные, и если вы войдете в любое место внутри нее, вы услышите звон колокола, который звучит в любом месте сети и в любом месте в мире. Подобным образом любой человек и любой предмет в мире не просто обитает сам по себе, но включает любого другого человека и предмет и фактически на каком-то уровне является любым человеком и предметом»[74].
И что нам это дает?
О, это дает нам уникальную вещь – ключ к парадоксальности мира! Взглянем, например, на самую знаменитую картину в мире – «Мону Лизу» Леонардо. Известно, что «по мере рассматривания картины выражение ее лица непрерывно меняется, как у живого человека. Даже в репродукции сохраняется это удивительное свойство, а воздействие луврского оригинала граничит с колдовскими чарами»[75]. Да Винчи сознательно искал возможность передать этот эффект живущего изображения, и результатом этого стремления явился парадокс улыбки его Джоконды. Технология этой тайны Леонардо описана им как метод «сфумато», основанный на создании размытых контуров и сгущающихся теней. Так родилась довольно изощренная форма игры, суть которой в овладении «двуплановым» (по терминологии Ю. М. Лотмана[76]), то есть бимодальным (сдвоенным, выходящим за пределы однозначности, разделенности на «да» и «нет») воздействием.
Спустя несколько столетий Илья Пригожин сформулирует переход к новой научной парадигме как «конец определенности» и провозгласит наступление «эпохи парадокса», утверждая, что «мозг человека существует вблизи неустойчивого, критического состояния»[77], что, собственно, и является сутью подлинного произведения искусства. Проецируя эту модель на себя, мы начинаем понимать, что можем смотреть на явление с разных точек зрения и благодаря этому видеть, что у нас, в сущности, нет и не может быть фиксированной личности. Мы – спектр всего того многообразия, какое возможно на дистанции между формой и играющим через нее Творческим Принципом[78]. То есть мы изначально – всё, и в нас есть всё! Вселенная – это бесконечное отзеркаливание! Здесь всё отражается во всем!
Современная нейрология и квантовая механика, как и традиционная буддийская теория познания, отрицают существование единой личности линейного толка. Они говорят о том, что все «я» из множества возможных одинаково «реальны» и способны с полифоническим бесстыдством проявляться одновременно; что «кора головного мозга содержит отпечатки миллиардов образов из истории человека, человечества, всей органической жизни; что эти образы наполняют сознание со скоростью ста миллионов единиц в секунду (по данным нейрофизиологов)»[79]; что «все это приходит к существованию путем многократного деления изначально неделимого поля космического сознания»[80]; и поскольку во Вселенной все границы совершенно произвольны, у нас нет и не может быть фиксированной личности.
73
74
Аватамсака-сутра – древний буддийский текст, относящийся предположительно ко II в. н. э. Цит. по:
76
Юрий Михайлович Лотман (1922–1993) – русский литературовед, семиотик, культуролог. Создатель широко известной Тартуской семиотической школы.
78
Подобный взгляд представлен в философии Льва Карсавина. Здесь человек рассматривается как синтезированное многоединство. По Карсавину, «личность понимается как единство своих „видов“, „ликов“ или „аспектов“… Нет личности вне ее аспектов, и она их многоединство» (Карсавин Л. О личности. 1929).
80