Третью категорию составляли рабы. Их число, особенно в западных провинциях, было довольно большим. Рабы были заняты в сельском хозяйстве, в ремесленных мастерских, в городских домах рабовладельцев в качестве дворовой челяди. Кроме того, рабы работали в конторах откупщиков, в государственных канцеляриях к здесь порой взбирались по служебной лестнице до больших высот. Получает распространение категория рабов, выведенных на пекулий. Эта категория держала в условном владении некоторую часть имущества и могла самостоятельно заниматься на определенных условиях торговлей, ремеслом или сельским хозяйством.
Конечно, это деление не исчерпывает всего социального многообразия и пестроты римского общества времени формирования христианства. Не исчерпываются этим и социальные противоречия. В каждой из этих групп имелись свои внутренние противоречия.
Антагонизм между верхами и низами свободного римского общества, между владельцами богатств и неимущими был постоянной заботой правящих кругов и постоянной угрозой для их правления. Огромные массы люмпен-пролетариев, отвыкших от производительного труда и неспособных конкурировать с более дешевым рабским трудом, постоянно требовали «хлеба и зрелищ». И императорская власть в Риме, как и правящая верхушка провинций, вынуждена была идти на эту форму подкупа паразитического слоя общества. Пышные празднества, пиры, театральные представления, хлебные раздачи, которые устраивались для сотен тысяч непроизводящих членов общества, тяжким бременем падали на плечи государства. Но все это являлось неизбежной данью самой социальной системе: только на этой основе удавалось поддерживать относительный мир внутри рабовладельческого общества.
Отношения между рабовладельцами и рабами были не менее сложны и запутаны. Рабский труд постепенно вытеснял из производства труд свободных. Рабовладельческая система эксплуатации порождала силы, подрывавшие ее основу: по мере развития рабовладения возрастали и деклассированные люмпен-пролетарские элементы среди свободного населения.
Последнее крупное восстание рабов в Риме — восстание Спартака — произошло в 74–71 гг. до н. э. Оно потрясло самую основу Римского государства. Однако подавление восстания не ликвидировало проблемы. В сочинениях античных авторов конца республики — начала империи и в других документах этой поры ощущается глубокая озабоченность и тревога по поводу взаимоотношений между рабами и рабовладельцами[24]. Высказывается сожаление по исчезнувшим патриархальным отношениям между рабами и их владельцами, господствовавшим в старину. Выражается недовольство строптивостью рабов, их враждебностью господам, их готовностью учинить донос или даже убить своих господ, рискуя при этом, может быть, собственной жизнью.
Плиний Младший в письме к некоему Ацилию описывает «страшное дело», которое претерпел от своих рабов преторий Ларций Македон. «Был он, впрочем — замечает Плиний, — господином гордым и жестоким и плохо, — нет, слишком хорошо — помнил, что отец его был рабом. Он мылся у себя в формианской[25] усадьбе; вдруг его обступили рабы, один схватил за горло, другой стал бить по лицу, третий стал колотить, по груди и по животу… Сочтя его уже бездыханным, они бросили его в раскаленное подполье, чтобы испытать, не жив ли? Он… лежал неподвижно, вытянувшись, и тем уверил в своей смерти. Тогда только его вынесли будто обмершего от жары… Придя в себя от прохлады, он открыл глаза и, пошевелившись, подал признаки жизни… Рабы разбежались, значительная часть их схвачена, остальных разыскивают. Сам он, едва оживши, скончался через несколько дней… Видишь, скольким опасностям, скольким обидам, скольким издевательствам мы подвергаемся! Никто не может быть спокоен потому, что он снисходителен и мягок: господ убивают не по размышлению, а по злобности»[26].
В одном из писем Сенека, утешая своего корреспондента по поводу бегства его рабов, говорит, что это еще не самое плохое, что могло случиться. «„Мои рабы разбежались“. Что за беда? — пишет он. — Есть люди, которых они ограбили, на кого донесли, кого убили, предали, над кем надглумились, кого отравили, оклеветали. То, на что ты жалуешься, все уже случилось со многими»[27]. По-видимому, это была серьезная проблема, и над ней задумываются многие идеологи рабовладеления. Одни из них выступают за усиление наказаний, за предельную жестокость, другие, как, например, известный естествоиспытатель Плиний Старший, — за смягчение нравов, против клеймения и оков. При этом он руководствуется не этическими побуждениями, а производственной целесообразностью этого: таким образом он надеется сделать раба радивым. Ювенал осуждает одного из своих персонажей, хозяина «дрожащего дома», для которого свист бича— музыка, а процесс клеймения раба и пытки — приятное времяпрепровождение[28].
24
Е. М. Штаерман. Кризис рабовладельческого строя в западных провинциях Римской империи. М, 1967, стр. 53 и сл.