…Итак, если поставить вопрос об отношении Иисуса к основным символам тогдашнего иудаизма и его собственных символах, то выяснится: на первом плане стоят Храм и Тора. Иисус соглашался, что они даны Богом. Но он продолжал старую пророческую традицию критики иудаизма изнутри. Очень острой была критика символов. Подход Израиля к древним символам стремительно влек его к катастрофе. И Иисус очень ясно об этом предупреждал, одновременно приглашая всех покаяться и воспринять новый способ быть Израилем, новое понимание верности ГОСПОДУ. Опять подчеркнем: делать такое не было ненормально для еврея I века. Не было странным и то, что он соединил свои символические действия в один окончательный сценарий, вобравший их все.
(vi) Символическое средоточие
Что получится, если соединить все рассмотренные нами символы? Иисус празднует с разношерстной компанией своих учеников в ознаменование их исцеления и прощения. Иисус намекает, что все, кто с ним, — истинный Израиль. Иисус осуществляет подлинное возвращение из плена, новый Исход. Иисус говорит, что его народ должна выделять особая деятельность (praxis) (подобно тому, как Тора давала наставления относительно особой деятельности для доэсхатологического Израиля). Иисус формирует вокруг себя движение, направленное против Храма…
Если свести все эти образы воедино, нашим глазам предстанет неожиданно знакомая сцена. Она может быть такой: молодой еврейский пророк возлежит со своими двенадцатью учениками за особого рода пасхальной трапезой. Во время этой трапезы он определяет себя и их как истинный Израиль, народ обновленного Завета. И делает он это в обстановке и контексте, который образует странную, но намеренную альтернативу Храму. Иными словами, Иисусова Весть о Царстве вместилась в маленькую горницу.
На этой сцене мы подробнее остановимся в главе 12. А пока ограничимся тремя замечаниями.
Первое. Вспомним деятельность, Рассказ и символы, которые мы изучали на протяжении части И. С ними прекрасно согласуется тот факт, что Иисус, в рамках своего намерения положить начало Царству, справил с учениками некую квази–Пасху[1566]. Если раньше при исторической реконструкции мы стояли на исторической почве, то это финальное пророческое действие можно было практически предсказать.
Второе. Некоторые современные исследователи справедливо отмечают, что акция в Храме и данная трапеза объясняют друг друга[1567]. Как бы мы ни истолковывали этот комплекс (Храм + Последняя трапеза), это именно комплекс, тесно связанные друг с другом действия, в которых Иисус как бы разыграл наступление Царства.
Третье. Средоточие переосмысленного Иисусом символического универсума — сам Иисус. Его собственная деятельность, его присутствие, его учение, даже его участь — все это вместе взятое указывает: если мы ищем символы, то величайший символ его жизни — он сам. Пора отбросить старую карикатуру, до сих пор защищаемую некоторыми авторами: Иисус, дескать, говорил о Боге, а ранняя Церковь говорила об Иисусе. «Итак, всякого, кто слушает слова мои сии и исполняет их…», «если я перстом Божьим изгоняю бесов…», «а я говорю вам…». На современный западный вкус это трудно переварить. Поэтому иные и поныне пытаются спасти Иисуса от разговоров о самом себе, уберечь его скромность от столь явного акцента на себе[1568]. Но чем больше мы узнаем о пророке из Назарета, тем больше убеждаемся, насколько он не похож на нас. Зато он гораздо больше похож на других евреев I века — родоначальников движений, звавших людей следовать за ними, веривших и убеждавших остальных, что именно через их деятельность Бог Израилев даст наступить Царству. Как мы уже видели, среди них были и пророки–вожди, и претенденты на мессианство.
Некоторые люди, наблюдавшие за такими деятелями, не соглашались с их притязаниями. Они находили альтернативное объяснение происходящему. Опять–таки, если для молодого еврейского харизматика было в порядке вещей говорить и действовать в том же ключе, что и Иисус, для других было в порядке вещей реагировать так, как они реагировали. Пророки не могут погибнуть вне Иерусалима, но такова воля Провидения. Всякий, кто действовал и говорил, как Иисус, напрашивался на неприятности. Люди начинали поговаривать, что он сбивает Израиль с пути. А это издавна каралось смертью.
1568
Ср. Funk & Hoover 1993, 32сл.: Иисус, звавший учеников к скромности, не мог делать относительно себя особые притязания. Он был скорее «подобен американскому ковбою, герою Гари Купера… скромен, ненавязчив, не выпячивал себя». Но разве такой человек оставил бы заметный след в истории?