— Не могу. Хочу, очень хочу, ио не могу. Обещал приятелю удочку вернуть. Он на Большом Фонтане живет. — Вася собрался было уходить, но, что-то вспомнив, отозвал Олю в сторону.
— Неужели ты веришь этому вору? Придумали тоже — Дофиновка! Все это враки. Он нарочно, чтобы вместе с вами полазить, поесть, деньги выудить, а при случае и украсть что-нибудь.
— Не хочешь с нами ехать, так на других не наговаривай. Зачем наговариваешь?
— Слово даю, что я лично после обеда поеду с тобой не только в Дофиновку, но, если надо, даже в Николаев. А сейчас не могу. Удочки обещал вернуть. Слово дороже всего…
— Оля! — крикнул Миша. — Смотри, «Товарищ» уходит.
Оля повернулась туда, куда смотрели ребята, — «Товарищ» уходил на юг. Белые паруса наполнены тугим ветром, на бортах барка — черные и белые квадраты. От острого форштевня[8] бегут два длинных седых уса.
Прощай, «Товарищ», прощай! Счастливого плавания!
— Ты не слушаешь, — обиженно сказал Вася.
— Нет, слушаю, слушаю, — поспешно ответила Оля, не отрывая глаз от уходящего барка.
— Не думал я, что тебе интересно дружить с рыжим и его лохматым дружком-клоуном. Пока их не было, Вася был хороший, а как они появились, так Вася уже не нужен… Зато приключения всякие начались… Вот хоть бы с «Чайкой». Ну, ладно, я лично в это дело вмешиваться не намерен.
— Ты сам не приходишь, нечего на других валить, — ответила Оля.
— Не по-товарищески это. Но ты ещё узнаешь, кто шлюпку украл. Все воры стараются казаться хорошими. И этот рыжий тоже.
— Выдумываешь, — сказала Оля и пошла к ребятам.
— Смотри, как бы эти оборванцы еще неприятностей не устроили! — крикнул ей вслед Вася.
Но она уже не обернулась. Не хочет идти вместе — и не надо. Сам сторонится, а потом обижается. И чего он ребят оборванцами обзывает! Семен, конечно, мог бы хоть постричься и не пугать людей. Вон Слава тоже один живет, а ходит чистый, а у этого не рубашка, а страх какой-то. Даже не угадаешь, какого цвета были на ней клетки. Правда, Миша вчера из дому тоже совсем чистым ушел, а каким возвратился?!
Она подозвала Семена и, отстав немного от Вити и Миши, сказала, что вынесет ему горячей воды. Пусть он как следует выстирает рубашку и штаны тоже… Только как следует. Нельзя же по порту таким чучелом расхаживать. Семен пожал плечами и с независимым видом заявил, что он привык ходить чучелом. Это ему не мешает, но если Оле непременно надо, он постирает.
Около сторожки ребята остановились. Витя сказал, что сбегает домой, возьмет на дорогу чего-нибудь поесть.
— А что ты маме скажешь, если она спросит, куда ты идешь?! Сидел бы лучше здесь.
— Зачем же сидеть. Мне надо из серы приготовить кристалл, я его поставлю на огонь, а маме скажу, куда мы идем. Не врать же. Если не сейчас, так потом придется рассказывать… Да она пустит. У нас только за вранье наказание. Батя расправляется… Но редко такое бывает.
Условились через час собраться у механизированного амбара. Витя убежал, Семен остался ждать обещанной горячей воды. Оля сказала, что по некоторым причинам не зовет его сегодня домой. Миша, конечно, понимал, что «некоторая причина» — это его бабушка.
Вероника Александровна убирала постель, когда ребята вошли. Она сделала вид, что не замечает Оли. Та растопила в сенях летнюю плитку, вскипятила чай, нагрела ведро воды и отнесла Семену вместе с эмалированным тазом. Вероника Александровна, почуя недоброе, украдкой поглядывала на нее. Пришлось шепнуть Мише, чтобы он незаметно отнес за дом мыло.
Снова, как и вчера, все сидели за столом молча. Деда все еще не было, он задержался на дежурстве. Когда после завтрака Оля, убрав посуду, стала чистить рыбу, Вероника Александровна вдруг спросила:
— Где мое мыло?
Оле даже жарко стало. Этот растяпа Мишка, вместо стирального, отнес Семену круглое душистое мыло, которое привезла Вероника Александровна.
— Где мыло? — повторила она. Ребята переглянулись.
— Я спрашиваю, где мыло? Чего ты на нее смотришь? Совсем отбился от рук, — говорила Вероника Александровна, не повышая голоса.
Оля подошла к Веронике Александровне и проговорила:
— Это я отнесла Семену мыло. Он стирает рубашку. А мыло я нечаянно перепутала.
— Моим мылом? Французским… парижским мылом, которым я мою только лицо?! — Вероника Александровна говорила всё так же тихо, но казалось, что она задохнется от злости.
— Я сейчас принесу, — захватив стиральное, Оля выбежала и тотчас же принесла назад драгоценное бабушкино мыло. Но Вероника Александровна даже не дотронулась до него, сказав, что боится заразы. И миску пусть Оля в комнату не вносит. Пусть уберет в сарай, а еще лучше — выбросит.
8
Форштевень — массивная часть судна, являющаяся продолжением киля и образующая носовую оконечность судна.