«Афродита» еще больше осела на корму, нос ее поворачивался то в одну, то в другую сторону. Ее швыряло и бросало с волны на волну. Каким-то чудом она не опрокидывалась; и еще большим чудом было, что Оля удерживалась на ногах…
— Миша, на нос! — не оборачиваясь и не выпуская весла, крикнула Оля. Миша на животе переполз через банку[13]. Ему не хотелось далеко отползать от ребят, по ослушаться он не смел. До половины забравшись под банку, он черпал воду. Казалось, ничто не могло его теперь разлучить с этой кастрюлей. Он держался за нее так, точно в ней было все его спасение.
Оля напряженно смотрела на пенную полосу волнолома. Шлюпка билась почти на одном месте. Слишком велика зыбь, резок ветер и тяжела «Афродита». Еще минут десять, не больше, сможет Оля удерживать ее, а потом случится то, что должно было случиться несколько минут назад… Надо сейчас, пока есть еще немного сил, решиться.
— Если что… хватай Мишку, — сказала Оля, наклонившись к Вите. — Он плавать совсем не умеет… Надо рискнуть… а так все равно…
Витя кивнул.
— Давай, Ольга… поворот, что будет, то будет.
Их хлестнуло волной. А когда Оля снова взглянула на пего, на лице Вити сильнее проступили веснушки, но в глазах, покрасневших от соленой воды, не было страха. Может, в последний раз смотрят они друг на друга… Оля через силу улыбнулась. Витя ответил улыбкой…
Переждав волну, она рывком повернула «Афродиту». Волна толкнула шлюпку накренила, налила водой. Она почти легла на бок, но медленно, очень медленно подвигалась на юг. Раньше Оля разворачивала ее носом к зыби, теперь добровольно подставила борт. Ничего другого не оставалось. «Афродита» могла каждую минуту опрокинуться, по все-таки эти минуты Оля двигала ее параллельно волнолому и он медленно уползал назад.
Оля с трудом держалась на ногах, так сильно крепилась шлюпка. Витя коленями уперся в банку. Одной рукой он вцепился в борт, другой крепко держал Олю. Семен, как мог, тоже пытался ее удержать.
— Успеть, успеть, успеть, — бессознательно шептала Оля, напрягая последние силы. Витя и Семен помочь не могли. Ни тот, ни другой не умели грести одним веслом. «Успеть, успеть…» стучало в груди, в голове… Слезы выступали на глазах и скатывались по щекам, смешиваясь с солеными брызгами. Ну, еще немного, еще чуть-чуть продержаться, и камни останутся позади… Толстая, тяжелая… нет тяжелее шлюпки, чем «Афродита». Волной Олю ударило о валек, который она сжимала обеими руками, но она не ощутила боли…
— Ольга, еще два взмаха! — крикнул Витя. Он чувствовал — силы оставляли ее.
— Как помочь?… Что сделать?!
Но в ответ на слова Вити, она только покачала головой и всем телом налегла на весло. Вправо, влево, вправо, влево…
Она дышала какими-то страшными толчками. И Вите казалось, что как только они минуют волнолом, она упадет мертвая…
Вот он, волнолом, за кормой… позади. Колени подогнулись, и вдруг Оля стала такой тяжелой, что ребята не смогли ее удержать, и она свалилась на дно шлюпки.
Витя успел схватить весло, отдать Семену, а сам наклонился над ней.
— Олечка! Олечка! — вскрикнул в ужасе Миша. Они вместе усадили ее на дно шлюпки, прямо в воду.
— Олечка! Ну очнись, Олечка! — сквозь слезы кричал Миша.
Оля приоткрыла веки. Белок левого глаза был залит кровью. Она прижала руки к груди, из которой все еще вырывался глухой хрип… Хотела подняться, взять весло… «Афродита» почти легла на бок. Семен ничего не мог с ней сделать.
— Сейчас я попробую, — сказал Витя, но он не успел повернуться. Семен неумело навалился на весло, «Афродита» накренилась, черпнула еще воды, на какую-то секунду замерла, словно рассчитывая, как лучше выравняться, но тут ударила высокая волна, и с неожиданной быстротой шлюпка опрокинулась, накрыв собой сидевших в ней ребят…
Глава девятая
Мария Ивановна — мать Вити — возвращалась с базара. Малыш, крепко ухватившись за корзинку, которая висела у нее на руке, смотрел по сторонам и спотыкался. Любаша, обхватив шею матери, дремала. Мария Ивановна жалела, что отпустила Витю, но она не могла не пустить — ему так хотелось отправиться в Дофиновку за «Чайкой».