Глава одиннадцатая
Аврал сидел возле ножки стола и, стуча по полу рыжим мохнатым хвостом, влюбленно смотрел на Мишу. От пережитых волнений, от боли в руках и ногах, от того, что скамейка как будто покачивалась, Миша не мог есть, но старался не показывать виду. А когда Иван Тимофеевич сказал, чтобы он лег отдохнуть, бодро ответил, что чувствует себя очень хорошо.
Медленно, скрывая некоторое смущение, Семен пил чай вприкуску и упорно дул на блюдце. За стол он сел после долгих приглашений. Приглашали Миша и Иван Тимофеевич. Семен отказывался.
— Садись! — повелительно сказала Оля. — Руки у тебя давно отмылись!
Семен рассмеялся. До сих пор он презрительно относился к девчонкам. Ему казалось, что все они тряпичницы и трусишки и не способны на подвиги и верную дружбу.
Когда Оля в порту вырвала у него сигарету и обозвала «пустой головой», он даже растерялся от удивления. А когда он захотел ее припугнуть, она и не подумала отступить.
Потом, когда они шли на «Афродите», пришлось признать — Оля совсем необычная девчонка.
И сейчас — неужели она ничего не расскажет о том, как они уходили от волнолома, как она гребла, пока не свалилась без сил…
Нет, Оля молчит, и дед ее тоже ни о чем не расспрашивает. Только Миша ему очень сбивчиво рассказал, как они едва не утонули. Видно, так у них заведено — не говорить о себе, не хвалиться.
А Оля между тем деловито приготовляла для всех бутерброды с брынзой. Она даже не спросила, хочет Семен есть или нет. Просто положила хлеб с брынзой перед ним и Мишей. Сама она принялась за еду только после того, как вся брынза была разделена и каждому досталось по хорошему куску.
Иван Тимофеевич и барба Спира (он остался на маяке после того, как ушел катер) вели неторопливую беседу.
— Жаль, не знал раньше про «Чайку», филос[14]- сказал барба Спира. — Я посмотрел бы за берегом. А у милиции… Много дел имеет милиция.
— Все равно найдем! — воскликнула Оля.
— Найдем, — солидно подтвердил Миша, незаметно опуская под стол кусочек брынзы. Интересно, будет ее есть Аврал или нет? Аврал слизнул брынзу и положил лапы Мише на колени.
— В порт они не пошли, двинули прямо, я видел, — сказал Семен.
— Ничего ты не видел, — возразила Оля. — Шквал налетел так неожиданно, что никто ничего не успел разглядеть. Да и темно сразу стало, как будто тучи упали на землю… Но Сеня правильно сказал, в порт они не пошли…
— Найдем, — пристукнул палкой барба Спира. — Ну, корици, дай барбе Спире чан.
— Налей-ка и мне, Олёк, — попросил Иван Тимофеевич.
Старики принялись за чай. Ивану Тимофеевичу Оля приготовила крепкий, почти коричневый. Барбе Спире — светлый, и стакан наливала только на три четверти — так он любил.
— Ты скажи, филос: «Не хочу работать за тебя». Почему человек уходит, когда хочет? — возвращаясь к какому-то неоконченному разговору, сказал барба Спира.
— Да если ему понадобится, пусть идет, но почему он меня не предупредил? Разве можно так, бросить маяк! — заметил Иван Тимофеевич.
— Плохой человек! Я говорил: плохой, — убежденно сказал барба Спира. — Гнать надо.
— Мне тоже сдается, что такого человека нельзя пускать на маяк, — согласился Иван Тимофеевич.
— Кто, деда, плохой? — спросила Оля.
— Зачем тебе это? — тихо спросил Иван Тимофеевич. — Мы тут об одном человеке вспомнили.
Миша перебрался на свою кровать, и к нему сейчас же вскочил Аврал. Он очень удобно устроился у Миши на коленях.
— Сеня, иди тоже к нам, — позвал Миша.
Иван Тимофеевич, закурив после чая трубку, повел наступление на барбу Спиру. В ближайшее время должна была открыться школа юнг. Школе передадут парусник «Вегу», на котором ученики будут проходить практику, пойдут в плавание. Барба Спира умеет сращивать тросы, заделывать огоны[15] на стальных тросах, плести маты. Делать все, что необходимо для оснащения судов. Такой знающий такелажник, как Барба Спира, многому научит будущих моряков.
— Спроси, скоро откроют уже школу юнг? — прошептал Семен.
Оля кивнула и, повернувшись к деду, ждала, когда удобнее будет вмешаться в разговор.
— Такой, как ты, такелажник, такой капитан и такой, моряк, — говорил Иван Тимофеевич.
Спира, сохраняя строгий и грозный вид, старался не пустить на губы беспомощную, детскую улыбку радости. Разве для грека, прирожденного морехода, бывает похвала выше, чем слова — хороший капитан.
— Да тебе в школе юнг цены не будет! Скольких ребят людьми сделаешь…
— А когда уже туда принимать будут? — спросила Оля, видя, что барба Спира нарочно затягивает разговор, чтобы его еще хвалили и уговаривали.