— Микочка! Боже милостивый, да ведь это же наш Микочка! Микочка в вагоне милостыню просит! У него дед профессор, а он милостыню просит!.. — Она даже привстала со скамьи, чтобы указать на профессорского внука.
— Мы, Анна Ивановна, деньги забыли, — оправдывался Миша. Ему так неприятна была эта встреча, что он даже не успел удивиться.
Пассажиры с интересом посматривали на ребят.
— А где же бабушка? — с надрывом спросила Анна Ивановна.
— Дома, — все так же нехотя ответил Миша.
— Это та самая! Кошачья старушка в шляпе, — шепнул ему Семен, — отцепись от нее. Она ходит по кошачьей улице и носит котам-бродягам фиринку.
Миша и сам был бы рад «отцепиться», но это не так-то просто.
— Ты убежал? Из дому убежал?! — трагически продолжала Анна Ивановна. — Боже милостивый, и что за компания с тобой?!.
Оля опустила голову и постаралась спрятаться за полную высокую женщину. То, что весь вагон слушал этот нелепый разговор, было полбеды, но его ведь слушал и капитан Игнатенко!..
Оля посмотрела сквозь решетку, отделявшую вагон от площадки и увидела, что он слушает и улыбается. Неужели он не узнал ее, Олю? Ведь она часто бывала на «Труженике моря». Когда отец на нем плавал, Алексея Петровича на этом судне не было. И все-таки капитан не мог ее не знать. Оля знает про Алексея Петровича очень много. Знает, как он воевал, почему поседел. Знает даже, что он в рейсе обычно стоит на мостике слева от рубки, положив левую руку на планшир[17], знает, как подходит к причалу, как снимается в рейс…
Только бы он сейчас не смотрел на нее, а то запомнит уличную девчонку, а не девочку с маяка, как ее зовут в порту… И вдруг ей стало стыдно за царапину на щеке и за старый не очень чистый сарафан, и за побитые колени.
Анна Ивановна продолжала охать и внушать Мише, что он должен сейчас же вернуться к бабушке. Она не верила, что его одного отпустили в город.
— Не в город, а на Шестнадцатую станцию. Бабушка мне сказала: «Поезжай, Мика, выкупайся». Так и сказала, — оживленно сочинял Миша. Врал он всегда вдохновенно, а теперь тем более, полагая, что все равно — семь бед, один ответ. Пусть будет, что будет.
В это время кондуктор объявил:
— Следующая остановка — Девятая станция.
Анна Ивановна заторопилась, заохала, стала искать зонт, который держала под мышкой, потом корзинку, и Миша был забыт.
— Смотрю я на тебя, Михаил, и опять удивляюсь: вот ведь умеет врать человек! А я бы на первом слове попался, — смеясь проговорил Витя со ступеньки вагона.
— Выучился… И ты бы врал не хуже, если бы твоя мама вроде моей бабушки: «Не беги, не ходи, не стучи, не возись, не шуми, не дыши…»
— Да, братцы-кролики, не жизнь у Мишки, а каторга, — посочувствовал Семен. — Ну что, нашли эту чертову брошь, из-за которой криком кричали?
— На бабушкином платье нашли. Эти броши нарочно выдуманы для того, чтоб они терялись, — пояснил Миша. — У нас дома всегда что-нибудь теряется.
Оля украдкой наблюдала, как Алексей Петрович, придерживая локтем большой сверток, выбрался из толпы на переднюю площадку. Он спрыгнул на повороте, и, взглянув на нее, улыбнулся. Улыбнулся именно ей, и Оля поняла — он давно ее узнал…
Трамвай еще раз повернул, и капитан скрылся из виду…
Ребята ничего не заметили. не заметили даже, как ей стало жарко. Чтоб немного остыло лицо, Оля подставила его упругому морскому ветру.
Раньше дорога шла между двумя рядами дач, которые, как скворечники, выглядывали из зелени. А теперь дачи тянулись только справа. Слева, под крутым обрывом синело море. Удивительно, что сверху оно казалось наклонным, как большое круглое блюдо. Тот кран, что был у горизонта; выше, а под обрывом более покатый. Всюду, куда ни глянь, шлюпки, сети, рыболовы с удочками, а у самого берега, как поплавки на воде, — головы купающихся. Далеко-далеко уже не было ни поплавков, ни шлюпок, только темная, едва заметная полоска — на Кавказ уходил пароход.
Расстояния между станциями стали короткими. Станции следовали одна за другой. Ну, вот и Шестнадцатая, или, как чаще говорят одесситы. Большой Фонтан. К морю спадает нарядная тенистая улица. Вторая, через балку, попроще. И садики вдоль нее пореже, и пыли побольше, и шуму поменьше.
Миновав эту улицу, ребята свернули на узкую, тропинку. Они шли, почти не разговаривая. Оля тревожно посматривала на каменный забор, за которым был обрыв в море.
17
Планшир — брус, проходящий у шлюпок и яхт по верхнему краю борта, у палубных судов — по краю палубы, у борта.