— Они, мадама, будку Хорька перекинули, — с восторгом сказал ей черномазый Котька, сопровождавший «преступников» и всячески выказывавший им свое расположение.
— Какую будку? Зачем? — ахнула Вероника Александровна и прижала руки в черных прозрачных перчатках к груди.
Котька не утерпел. Подразнить «мадаму», которая так интересно причитает, было очень заманчиво.
Невинно улыбаясь, он проговорил:
— Они, мадама, хотели будку украсть!
— Ах, боже мой! Мне дурно, — простонала Вероника Александровна и прислонилась к забору.
Глава пятнадцатая
Миша, подперев кулаками голову, смотрел в окно. Мачты судов так интересно чертили по небу полудуги. У высоких мачт полудуги выходили большие, мачты маленьких пароходиков ничего не чертили. Они просто приплясывали.
— Штормовая погода, — тихо сказала Оля. — С того шквала началось.
Два дня было тихо, а со вчерашнего вечера опять поднялся ветер. За стеной сторожки шумело море. Солнце то пряталось, то появлялось. Но даже тогда, когда оно светило, тени были тусклые, едва различимые. День был неясный, неспокойный.
После похождений на Шестнадцатой станции и в порту Вероника Александровна строго-настрого запретила Мише выходить из дому. То, что ребят тогда сразу же отпустили, ее мало успокаивало.
Переживаний для Вероники Александровны было более, чем достаточно, н она слегла. Иван Тимофеевич, очень встревоженный, сам пошел в аптеку за порошками.
Оля большую часть времени проводила в сторожке. Не по-товарищески это — бросать Мишку одного, раз он наказан. Сейчас, стоя у стола, она проверяла мазню Семена. Тот предпочитал все уроки, которые задавала Оля, готовить не в комнате у Вити, а под причалом, поэтому получалось не очень чисто и не очень разборчиво.
— Котьку вчера в детдом отправили, — негромко сказала Оля Мише.
Вероника Александровна глубоко вздохнула. Миша приложил палец к губам. Оля понимающе кивнула.
Вчера она ходила на базар. Кончилась картошка и масла осталось на самом донышке, пришлось идти в город. Возвращалась она домой с полной корзиной и уже в порту увидела Котьку. Лицо у него было красное, распаренное и волосы еще мокрые. Вместо прежнего рванья он был одет в майку и чистые парусиновые брюки, которые были ему слегка велики. Он поддерживал их, засунув руки в карманы. Оля спросила, куда Котька шествует.
— A-а, ведут… — махнул рукой Котька. Он шел с бригадиром комсомольской бригады грузчиков, портрет которого Оля всегда видела на доске почета.
— В детдом на Шестнадцатую? — уточнила Оля.
— А то куда же?! То наш детдом, портовиков. У меня отец диспетчером был на втором участке! — В голосе Котьки звучала гордость.
Оля пообещала приехать с ребятами к нему в гости, и он великодушно разрешил.
Теперь уже никого из ребят в порту не осталось. Только Славка. Где он пропадает? Может, уехал?… Но он не собирался никуда ехать… Предлагают человеку идти на судно, а он… Надо его разыскать и отругать как следует. Но… Если он не послушался Алексея Петровича, то с ней и разговаривать об этом не захочет.
Перед тем, как «Труженик моря» ушел в рейс, Оля несколько раз прошла мимо судна. Она слышала с причала, как команда готовится к отходу, но ни капитана, ни Славы на судне не было. Тогда она села на кипу пробки и решила подождать…
Алексея Петровича она увидела издали. Он шел широким шагом, чуть-чуть откинув голову назад, точно всматриваясь вдаль. Она думала, что он не заметит ее. Но капитан остановился и спросил, не видела ли она Славы.
Ей просто не верилось, что можно опоздать или вообще не прийти, когда предлагают плавать, да еще на таком пароходе, как «Труженик моря».
— Если увидишь Славу, — сказал Алексей Петрович, — передай, что я не сержусь… Нет, скажи, что я сержусь, но приказал ему немедленно ко мне явиться, как только я возвращусь из рейса. До свидания, Оля.
— Не меньше фута[18] под килем[19], - негромко пожелала она.
— Вот за это спасибо… Ты, Оля, обязательно приходи, когда мы вернемся. В кают-компании ты увидишь портрет отца… Настоящий он был моряк!
— Это правда, что вы на траверзе Малой Земли гудки даете? — спросила Оля. Она хотела услышать это от самого капитана.
— Всегда. По морскому обычаю. — Алексей Петрович смотрел на нее серьезно. Очень серьезно. — Я тебя, Оля, в рейс возьму, когда можно будет, и ты сама пройдешь мимо Малой Земли…