И Наполеон взялся за это слияние резко и грубо. Как будто это были не хорошо развитый и отсталый классы людей, а породистые и беспородные лошади на конезаводе… В 1811 году дело дошло до циркуляра, приказывавшего всем префектам составлять списки всех богатых и аристократических невест в своих департаментах, чтобы выдать этих аристократок замуж за офицеров и чиновников Французской империи.
Больших результатов эта кампания принудительных бракосочетаний не принесла, кроме трагикомических сцен в провинциях. Но она была характерной для попыток Наполеона соединить старую и новую Францию, что, по его мнению, должно было гарантировать будущее империи и его собственной династии — династии Бонапартов.
Но пойди оснуй династию, когда на поле, которое он пахал уже так давно, ничего не растет. Жозефина не могла больше иметь детей.
Поэтому он был готов испытать это сплавление высших классов с низкими на себе самом: он, вознесшийся на самую вершину сын простого адвоката из Аяччо, планировал жениться на дочери европейского монарха и родить от нее ребенка.
Рождение такого принца должно было сразу же заполнить пропасть между старой аристократией и парвеню. Тогда исчез бы тот привкус пренебрежения, который он все еще ощущал по отношению к себе в королевских дворах Европы. Любовь требовалось заменить на расчет.
И он развелся со своей первой и последней любовью, которая еще была осколком революционной неразберихи, с Жозефиной, вышедшей из кармелитской тюрьмы, как из могилы, и переступившей через обезглавленного на гильотине мужа, чтобы надеть на свою черноволосую голову упавшую корону Франции. Он развелся с той, которую в глубине души любил до последнего вздоха и которой простил, десять раз простил все романы, что она крутила за его спиной. Он погубил свою единственную любовь так же, как губил своих лучших гренадеров, — ради победы над врагом. Так же, как он утопил в море три тысячи турецких солдат, когда у него не осталось для них лишнего провианта…
Разведшись в нарушение католического закона и вопреки своим сопротивлявшимся этому шагу чувствам, он ходил хмурый по большим залам Тюильри и, несмотря ни на что, все-таки женихался. Вопрос был только в том, на ком жениться. На петербургской принцессе или же на австрийской? Партии бывших революционеров больше нравилась Россия. Партии аристократов — Австрия. Последняя, с помощью еще не отправленного в отставку Талейрана, напрягала все свои силы, чтобы взять верх, и это ей удалось. Задняя мысль этих высокопоставленных и влиятельных людей была проста: чем с более аристократичным царствующим домом породнится Наполеон, тем решительнее ему придется отряхнуть с себя остатки своего революционного прошлого и освободиться от всех своих якобинских последователей; и тем больше выиграют остававшиеся во Франции и вернувшиеся из эмиграции аристократы…
Тоскуя по Жозефине, Наполеон женился через три месяца после развода с ней. Точнее было бы сказать, что он заставил себя жениться на австрийской принцессе Марии-Луизе,[349] настоящей немке, пышной и сладкой, как сдобная булка с медом. Правда, она была глуповата, а лицо ее — слегка изрыто оспой. Хорошее воспитание и хорошие родители научили ее терпеть ее не слишком высокородного мужа, которого она никогда не любила. Она попала во дворец Тюильри, как в золотую клетку, но, тем не менее, улыбалась, всегда улыбалась своими серо-голубыми кукольными глазами. Даже когда тосковала по родительскому дому и ей хотелось плакать.
И — о, радость! Родился ребенок. И именно мужского пола — будущий «орленок»…[350] В первый раз за всю свою суетную жизнь Наполеон ощутил отцовскую гордость, тихую благодарность новорожденному и его еще слабой матери. То, что он годами безуспешно пахал высохшее поле Жозефины, часто приводило его к мысли, что, может быть, это он, а не она, виновен в том, что у них нет детей, что это он истрепался и утратил силу — во время десятков кровавых сражений, в лонах десятков чужеземных красавиц. Ведь Жозефина все-таки произвела на свет от своего первого мужа двух чудесных детей…
Теперь же, после рождения «орленка», Наполеон весьма приободрился. Он почувствовал себя гораздо увереннее, осознал вдруг, что вечность — не в мертвых монументах, не в бронзовых колоннах на Вандомской площади,[351] а в живых детях. Он понял, что самая длинная и крепкая цепь состоит из отдельных звеньев — одно скреплено с другим… Древний народ Израиля хорошо это понимал. Многодетность евреи ценили выше, чем «царствие Небесное», придуманное позднее христианскими аскетами. Поэтому-то они, эти упрямые евреи, дошли до нашего времени сквозь столетия преследований, сквозь огонь и воду. Такой же отзвук бессмертия он ощущал сейчас в шуме своей беспокойной крови и в первых писклявых криках своего «орленка». Теперь уже, если с ним самим случится беда на поле боя, никакой Бурбон не займет трон. Его наследник дремлет в своей колыбельке…
350
Наполеон Франсуа Жозеф Шарль Бонапарт (1811–1832), известный как Наполеон II. Он же Франц, герцог Рейхштадтский. Единственный законный ребенок Наполеона I. Прозвище «орленок» (Г Aiglon — фр.) ему дали бонапартисты.
351
В центре Вандомской площади в Париже установлена 44-метровая Вандомская колонна со статуей Наполеона наверху, сооруженная в 1806–1810 гг. по образцу римской колонны Траяна. Построена из камня и обложена бронзовыми рельефами.