Мартинец Пасхалис старался держаться в тени; наибольшее развитие Орден, который он создал и который существует по сей день, получил под именем мартинизма благодаря усердию одного из его французских учеников – графа Клода Сен-Мартина. Ложи мартинистов, принимавшие евреев в свои члены, распространились от Парижа и Лиона до России.
Помимо Мартинеца Пасхалиса в XVIII веке, окружив себя ореолом каббалы и магии, быстро составили себе громкое имя два «графа»: Сен-Жермен и Калиостро, столь удачно провернувший дело с ожерельем, опорочившее перед революцией королеву Марию-Антуанетту. Изучая подробнее этот вопрос, обнаруживается, что оба «графа» были евреями. «Сен-Жермен был еврейского происхождения, родом из Португалии», — писал г. Гессен[157].
В 1787 г. один из самых пылких поклонников Калиостро писал: «Человек, которого считали женатым на сильфиде, был евреем арабского происхождения»[158]. Настоящее имя Калиостро было Иосиф Бальзамо. Его родители были обращенными итальянскими евреями.
Во времена съезда в Вильгельмсбаде среди посвященных масонов высокого уровня особым уважением пользовался один таинственный еврей – доктор Фальк:
«Это человек, выдающийся во всех отношениях. Одни считают его главой всех евреев и чисто политическим проектам приписывают все лучшее и исключительное, что есть в его характере и жизни[159]. В воспоминаниях шевалье де Рампсова упоминается о нем как об особом человеке, розенкрейцере... Он почти недоступен. Во всех сектах познания тайных наук он считается посвященным высокой степени. В настоящее время он находится в Англии. Барон Глейшен может предоставить дополнительные сведения на эту тему. Попробуйте получить дополнительную информацию во Франкфурте», — читаем в одной секретной инструкции французского масонства, полученной посвященным масоном высокой степени перед отъездом на собрание в Вильгельмсбаде и крупные масонские собрания во Франкфурте.
В отличие от Франции и Англии, где в XVIII веке евреи сразу захватили выгодные и влиятельные позиции в масонстве, совсем иначе складывалась поначалу ситуация в Германии.
«Позже и медленнее стали приобщаться к масонству немецкие евреи, — писал г. Гессен, — но не потому, чтобы они этого не желали; напротив, многие из них стремились принять участие в этом общественном движении; есть ранние указания на то, что евреи основали в Берлине свою ложу, причем, однако, не добивались признания за ними права гражданства... Но стремление немецких евреев разбивалось как о фанатизм единоверцев... так и о нетерпимость немецких лож... Такое отрицательное отношение находилось в тесной связи с тем обстоятельством, что немецкие ложи предали полному забвению идеи, которые составляют сущность масонства, т. е. идеи свободы и справедливости, равенства и братства, ассоциации и солидарности между всеми людьми. Нужен был человек, который направил бы немецкое масонство на путь истины, а вместе с тем, следовательно, разрешил бы и еврейский вопрос»[160].
Из этих последних заявлений г. Гессена, очевидно, следует, что целью масонства, которое движется «по пути истины», является «разрешение еврейского вопроса», естественно, в смысле, чаемом евреями, т. е. с уничтожением Христианства и общества, основанного на нем.
«Этим человеком, — продолжает он, — ясно объяснившим темному (??) немецкому масонству сущность и назначение союза, явился Г. Е. Лессинг».
Имя Лессинга связывает нас с группой «еврейских просветителей», о которых шла речь ранее.
«Эти евреи, — писал аббат Леманн, — оказались во власти ложной философии, были очарованы филантропией: это объединило небольшую группу “еврейских просветителей”, названных так по высказываемым ими идеям, новым для Израиля, а также по тем действиям, которые они намеревались предпринять; параллельно с искаженным иудаизмом, который мы видим сливающимся с тайными обществами, формируется другой иудаизм – своего рода сумерки, переходный этап между светом и тьмой, подходящий именно для гуманного общества. Разве духа лжи не устраивают различные уступки и лишь постепенные перемены, чтобы лучше обмануть и повредить?
Другая черта, которую необходимо отметить в этой небольшой группе, черта, заметная даже у евреев, входящих в тайные общества: их просвещение всегда останавливается перед чертой, за которой возвышается древний иудаизм. Они не забывают своих крепких вековых традиций – осторожность, которую не перенимают находящиеся в упадке христиане. Было бы большой ошибкой предполагать, что, встретившись с христианами в создаваемом гуманном обществе, евреи стали бы копировать их презрение и отказ от своих религиозных убеждений. Вовсе нет. Фундаментальная разница между христианами и евреями, объединившимися в конце XVIII века, заключается в том, что первые ни во что не ставят свои католические традиции и протестантские обычаи, в то время как вторые хранят свои синайские традиции, а в особенности – племенную связь между собой... Они по-прежнему сохраняют надежду на всемирное господство. Они вступают в гуманное общество, объединив все свои силы, в то время как христиане – вырождающиеся или просто философствующие – сдают все»[161].