Если кого-либо я не упомянул, то сделал это не намеренно и заранее приношу свои извинения. Наконец, ни один из моих научных результатов был бы невозможен без постоянной поддержки моей жены Татьяны и моих родителей — мамы, Л.П. Крадиной, и отца, к. арх., проф., заслуженного архитектора России, Н.П. Крадина, пример которого является для меня образцом преданного служения науке.
Введение
«Ни семьи и ни дома нет больше… Беда –
Это гуннская вторглась орда».
История изучения хунну насчитывает почти 250 лет. За этот хронологический промежуток хуннология прошла три этапа развития. Первый этап следует отсчитывать с 1756 г., когда была опубликована первая специальная книга по истории кочевников Внутренней Азии, начиная с эпохи хунну. Ее автором был профессор Сорбонны и хранитель древностей в Лувре Ж. Депонь[45]. Квинтэссенция исследований истории хунну по письменным источникам от XVIII в. до середины 1920-х гг. дана Г.Е. Грумм-Гржимайло (1926) и К.А. Иностранцевым (1926). Сводный характер по политической истории хунну на основе нарративных материалов для своего времени имели работы В. Мак-Говерна[46], Р. Груссе[47], Л.Н. Гумилева (1960). На рубеже 1970–1980-х гг. успехи монгольской и советской исторической хуннологии были обобщены в монографии Г. Сухбаатара (1980). На сегодняшний день зарубежная китайская, японская и европейская литература по хуннологии сжато, но достаточно полно систематизирована в «Кембриджской истории ранней Внутренней Азии»[48].
Поскольку китайские хроники были написаны древними авторами под определенным углом зрения, целый ряд проблем получил своеобразное толкование. Выводы летописей существенно дополняют и корректируют археологические источники. Начало второго этапа относится к концу ХIХ в. и его следует связывать с личностью Ю.Д. Талько-Грынцевича. Именно он положил начало изучению археологических памятников культуры хунну (1899; 1902; 1928; 1999). Однако широкий международный резонанс хуннская археология получила только после исследований экспедиции П.К. Козлова в Ноин-Уле. Экспедицией были исследованы так называемые «княжеские» погребения, давшие уникальные материалы. Эти материалы в свое время вызвали сенсацию в научных кругах, демонстрировались на крупных международных научных выставках, неоднократно публиковались[49].
В последующие годы изучение хуннских археологических памятников вели Г.Ф. Дебец, А.Д. Симуков[50], Г.П. Сосновский (1934; 1935; 1940; 1946).
Третий этап следует отсчитывать с 1947 г., когда под руководством А.П. Окладникова (1951; 1952; и др.) начались исследования второй Бурят-Монгольской археологической экспедиции ИИМК АН СССР и БМКНИИКЭ. Именно с этого времени начинается широкомасштабное изучение археологических памятников хунну исследователями многих стран, в первую очередь исследователями из СССР и Монголии (А.П. Окладников, В.П. Шилов, А.В. Давыдова, X. Пэрлээ, Ц. Доржсурэн, И. Эрдели, П.Б. Коновалов, В.В. Волков, Ю.С. Гришин, В.В. Свинин, Н. Сэр-Оджав, Э.В. Шавкунов, Д. Наваан, Д. Цэвэндорж, С.С. Миняев, СВ. Данилов, А.Д. Цыбиктаров и др.). В результате крупномасштабных археологических исследований были достигнуты впечатляющие результаты, позволившие существенно дополнить сведения письменных источников данными об оригинальной культуре древних номадов Монголии, неизвестных ранее сторонах экономики хуннского общества (земледелие и ремесло), военном деле, хронологии и пространственном распространении археологических памятников культуры хунну, этнических, торговых и других связях хунну с соседними народами[51].
История этих изысканий подробно описывается в книгах Ц. Доржсурэна (1961), С.И. Руденко (1962) и П.Б. Коновалова (1976). Состояние проблемы на конец 1980-х гг. дается в небольшом, но достаточно полном очерке В.А. Могильникова, написанным для 20-томной «Археологии СССР»[52]. Наличие перечисленных выше работ освобождает от необходимости уделять данной теме большее внимание.
В историографии хунну особо следует выделить проблему общественного строя Хуннской державы. Интерес исследователей к данной теме не случаен. Во-первых, по истории хунну имеется значительное число письменных источников (подчас больше, чем даже по средневековым номадам), из которых можно почерпнуть очень важную информацию о социальном устройстве кочевников-скотоводов. Во-вторых, хунну являются едва ли единственным древним кочевым народом Азии (подобно скифам в Европе), о котором сохранилось достаточно много источников. Это позволяет в некоторой степени использовать выводы по социальной истории хунну для реконструкции общественного строя других азиатских номадов древности. В-третьих, внимание к данной проблеме в немалой степени может быть объяснено той ролью, которую сыграли гунны в эпоху Великого переселения народов, а также, в этой связи, с возникшим вниманием к мифической азиатской прародине гуннов. В-четвертых, Хуннская держава была первым крупным объединением кочевников Азии. Каковы причины ее возникновения? Основные принципы хуннской административно-политической системы (десятичная иерархия, централизованная власть, троично-дуальное деление) прослеживаются в той или иной степени в последующих кочевых империях Евразии. Было ли это сходство генетическим или типологическим? Все эти вопросы требуют пристального изучения.
51
Egami 1948; Доржсурэн 1961; Руденко 1962; Давыдова 1965; 1985; 1995; 1996; Коновалов 1976; Миняев 1982; и мн. др.