А я, как нарочно, уехал от всех вас. И от Наташи с Верой[2]. Что-то вроде дезертира. Не «генофонд», а дезертир!
Нет, мир спятил! Те вон руки от злорадства потирают, а мы рассказываем, как здорово показали себя пожарники и милиционеры. Можно представить (легко это сделать) как 60 раз уничтоженная жизнь будет тенью, пеплом удаляться от планеты Земля, а звучать будут всё те же тени-голоса: «Здорово мы их, растяп!». «Нет, как здорово пожарники!»…
Я должен ехать к ученым, в Москву. Интересно бы спросить высоколобых: отвечает или не отвечает ученый-физик, химик и т. п., если его опасную штучку доводит, реализует безответственно-пьяный (или с похмелья) «дядя Вася»? (Мелиораторов уже об этом спросили — машут руками, а мы причем, если наше добро обращают во зло на последнем прогоне!) Думаю, что они в ответе. Думай про всю цепочку, а если ненадежная, тогда подумай еще раз!
А ты говоришь, водки нема! Да я бы отдал нас всех на годик-два в руки Карпюка[3] и Дудочкина[4], они бы осушили — да здравствует вот такая мелиорация!
Значит, не хотите сюда? Отпусти тогда Ирину с Верой и Наташей, раз сам к Тэтчер рвешься. Пусть погуляют, пока можно, пока здесь чисто. Покажу Кавказ, хотя бы с севера.
Обнимаю и желаю, чтобы всё это — на сухой лес!
Ваш Адамович.
7.5.86
[г. Железноводск]
Письмо И. А. Дедкову[5]
Дорогой Игорь Александрович!
Сегодня вернулся из Железноводска на свою, теперь уже дважды многострадальную, землю. Вы там даже не представляете, что это и как, и чем обернется в будущем. Этот самый, будь он проклят, мирный атом оказался с лицом, да нет, харей того же кровожадного Марса и хотя ногами стоял на земле украинской, но к ней спиной, а к нам харей развернулся — по ветру. Ну и…
Могу лишь сказать, что той умиротворяющей земли, края, который Вам знаком, уже нет, и будет ли, — не знаю. И мы — не те.
Вмиг всё изменилось.
Спрашиваете еще и о нашем съезде. Мура всё это… Я выступал о герое нашего времени — о бюрократе. Не знал только, что дела его еще и радиоактивностью грозят.
Привет Вам, жму руку! А костромчанам — восточного ветра!
А. Адамович
22.05.86 г.
[г. Минск]
ИЗ ЗАПИСНЫХ КНИЖЕК
(май 1986–1992 гг.)
1986 май
Два выступл/ения/ по поводу Ч/ернобыльской/ катастрофы:
1. На съезде в июне.
2. На конфер/енции/ ученых в защиту мира.
1. Из облака, зловеще проплывшего над севером Укр/аины/ и югом Бел/оруссии/, выглянул лик, отнюдь не святой. Сталина. А этот-то причем? Очень даже причем.
Как в 41-м — уже война гремит, а те, кому положено принимать решения, загнув голову, пытаются услышать его распоряжение: считать или не считать это войной?… Узнали, что взорвалась [АЭС], что [туча] пошла на Бел/оруссию/, на многострадальную снова, Н/естеренко/[6] бегает, всем сообщает: идет! идет! надо объявить, предупредить население! (то же, очевидно, и в Киеве происходит), но у сформированных им чиновников одна мысль: а что потом нам скажут! Сдыхайте, но себя соблюдем! Сдыхайте, но политика прежде всего! Те 18-летние девочки, что сейчас в минской больнице — с Гомельщины, не получили бы 1000 рентген, потому что не стояли бы на окнах, не мыли бы их, а захлопнули бы. И сколько таких? Не знаем, время проявит и страшно думать.
Можно представить, что речь шла бы и о ядер/ной/ войне, а они бы все прикидывали: а не пострадает ли политика? Погибнет всё, зато политику соблюдем!
Гласность! Вот и проявилось, в экстремальных условиях, насколько все это болтовня. Также и «новое мышление». Да какое новое, хотя бы просто элементарно человеческое.
Нет, в бюрократической машине заложено это — абсалютная расчеловеченность.
Из всего можно извлечь уроки. Невозможно только из ядер/ной/ всеобщей войны — некому. А так возможно — из Чернобыля тоже.
О воен/ном/ атоме из трагедии мирного. Но о мирном, мало гов/орят/, а надо бы. Ведь это — сродни малой Хиросиме — в принципе.
Почему-то оцен/ивается/ случивш/ееся/, как стихийное бедствие. А ведь за этим чей-то проект, монтаж/ные/ раб/оты/, эксплуатация.
Меня все мучит вопрос: кто кликнул: «Дадим досрочно»? Где он, чем сегодня руководит?
Это досрочно-то притом, что работник наш и без того исхалтурился. Так ему еще алиби! Как тому В. В. Прохорову — старший инженер проекта, будем помнить своих героев — к/отор/ый проектир/овал/ молдавский канал под соленый раствор. Мол, зато не за 5, а за 3 года! Так и объясняет «Комсомолка»!
6
Нестеренко Василий Борисович — белорусский ученый в области ядерной энергетики и радиоактивной безопасности, с 1977 г. — директор ун-та ядерной энергетики АН БССР, с 1987 г. — зав. лабораторией этого ин-та. С 1990–2008 гг. — директор института (БелРад).