Терпимость южан. — Епископ Альби и сектанты. — Религия вальденсов. — Источники и характерные черты катаризма. — Почему становились катарами. — Дискредитация ортодоксального духовенства. — Война мирян и клириков. — Состояние духа баронов Юга.
В солнечной Франции — Гаскони, Лангедоке и Провансе — в XII в. жил милый и речистый народ, с легким сердцем и простыми нравами. Его вера, крайне поверхностная, мало занимала его. Его трубадуры воспевали лишь галантные интриги, развлечения, которых они искали, переезжая из сеньории в сеньорию, кастелянов, от которых добивались щедрот. Героев этого блестящего мира, знатных и незнатных, интересовала почти исключительно поэзия, а их излюбленным культом был культ женщины и наслаждения. Южане трудились по преимуществу в городах на побережье Средиземного моря. Нарбонн, Монпелье, Арль, Марсель — города-пакгаузы известного европейцам мира — при помощи консульств и факторий далеко распространяли свое влияние. Обмен товарами и идеями, разнообразие народностей и верований, смешение восточных и западных элементов не только обогащали население, но и развивали в нем те подвижность духа и вкус к новому, которые благоприятствуют всяческим переменам.
На этой картине были и темные пятна. Прежде всего, политическая анархия: графы Тулузские, верховные сюзерены этого края, не сумели подчинить себе все феодальные силы и сосредоточить власть над ними в своих руках; кроме того, бароны воевали между собой, города — с сеньорами, миряне — с клириками и, наконец, эту местность разоряли разбойники. В 1182 г. Стефан, епископ Турне, ученый человек и дипломат, ездивший с миссией в Тулузу по поручению Филиппа Августа[1], вернулся с Юга в великом ужасе. Он увидел повсюду лишь «картину смерти, разрушенные церкви, деревни, обращенные в пепел, и человеческие жилища, ставшие логовами диких зверей». Но это было преувеличением: в средние века люди вообще злоупотребляли ораторскими эффектами и редко оценивали что-либо точно. Все перечисленное в той или иной мере было бичом и других частей Франции — народ повсюду страдал от одних и тех же бедствий.
Вообще Юг превосходил Север и по своей культуре и богатству языка, и благодаря юридическим обычаям, перенятым из римского права, более милосердному социальному устройству, более свободным городам, менее высоким межклассовым барьерам, менее суровому серважу. К тому же Юг — и в этом он был весьма оригинален — отличался терпимостью.
Евреи могли здесь жить, не испытывая преследований и давления; им позволяли занимать официальные должности; сеньоры и даже прелаты охотно доверяли им заведование своими финансами, управление своими доменами. Иудеи на глазах у всех богатели за счет торговли и ремесла: Нар-бонн насчитывал тогда около трехсот еврейских торговых домов, имевших филиалы в Пизе и Генуе. Почти повсюду рядом с церковью как ни в чем не бывало возвышалась синагога.
Стоит ли удивляться, что этим умонастроением южан пользовались еретики? Проповедники новых учений находили здесь последователей, устраивали собрания, бросали вызов епископам, не вызывая протестов народа и вмешательства властей.
Беспристрастный и хорошо осведомленный историк Гильом де Пюилоран[2] утверждает, что лангедокские рыцари могли безнаказанно вступать в любую секту, в какую хотели. Ересиархов здесь мало того что не преследовали — их почитали. Они имели право приобретать земли, обрабатывать поля и виноградники. Они владели просторными домами, где публично произносили проповеди, и собственными кладбищами, где официально хоронили адептов своей веры. В некоторых городах они даже занимали привилегированное положение: муниципальная или сеньориальная администрация освобождала их от службы в городской страже и от податей. Отправляясь в дорогу вместе с ними, можно было не опасаться нападения: их защищало почтение, которое они внушали. Умирая, многие собственники и бюргеры передавали приходившим к их смертному одру сектантским священникам свою постель, одежды, деньги. Форма религиозных церемоний может варьироваться как угодно — поведение верующих не меняется.
«Однажды епископ Альби был вызван к смертному ложу одного из своих родичей, кастеляна Гильома-Пьера де Брана. “Следует ли мое наследство разделить между двумя моими сыновьями или оставить неразделенным?” — спросил умирающий. “Раздел лучше, — ответил прелат, — он гарантирует мир между вашими наследниками”. Собеседник обещал последовать этому совету; а епископ пустился в расспросы, чтобы узнать, в каком монастыре тот желает быть погребенным. “Не беспокойтесь об этом, — ответил Бран, — я уже сделал распоряжения”. — “Скажите же”, — настаивал епископ. — “Я хочу, чтобы мое тело перевезли к Добрым людям” (то есть к еретикам). Епископ был возмущен; он заявил, что не позволит этого. “Не трудитесь зря, — продолжил собеседник, — если моей воле будут препятствовать, я уползу к ним на четвереньках[3]”. Епископ оставил этого человека как покинутого Богом, зная, что не сможет помешать ему поступить, как тот захочет. Вот каково было у нас могущество ереси. Обуздать ее был не в состоянии и епископ — даже в отношении родича, своего прихожанина».
1
Филипп II Август (1180—1223 гг.) — король Франции, существенно укрепивший королевскую власть и увеличивший домен короны в ходе войн с английскими королями из династии Плантагенетов. —
2
Гильом де Пюилоран (ум. 1272 г.) — французский хронист, в 1242—1247 гг. исповедник графа Тулузского Раймунда VII. —