“Моя цель, заставившая меня написать эти письма, — передает через Баркер господин “X”, — убедить колеблющихся в том, что душа продолжает жить и после телесной перемены, которую вы называете смертью… Наш век продолжает оставаться вульгарно-материалистическим. Большинство не чувствует никакого реального интереса к жизни по ту сторону могилы. Но все люди рано или поздно перейдут сюда и, может быть, некоторые из них найдут перемену менее трудной и менее страшной благодаря тому, что сообщил им я.
Философия, которую я хочу передать вам, должна про никнуть в мир. Возможно, что только весьма немногие поймут ее глубину в этой жизни, но семя, посеянное сегодня, может принести плоды в далеком будущем… Я много могу рассказать вам о здешней жизни, и это поможет другим, когда для них придет время великой перемены”.
Согласно сообщениям господина “X”, старые люди в астральном мире молодеют до тех пор, пока не обретут внешность своих цветущих лет, после чего они пребывают в этом виде более или менее длительное время. Пожилой человек, в соответствии с заложенным в нас естественным стремлением оставаться молодыми, с течением времени забывает, что он стар. И это отражается на его внешнем виде, который в мире мыслеформ формируется сообразно нашим желаниям.
Не бойтесь смерти, передает господин “X”, но живите на Земле как можно дольше.
“Мой друг, — говорит он, обращаясь к читателю, — в смерти нет ничего страшного. Это не тяжелее, чем путешествие в другую страну — первое путешествие для человека, который стал несколько старомодным и закристаллизовался в привычках своего более или менее тесного уголка в мировом пространстве.
Когда человек приходит сюда, чужие, которых он здесь встречает, не более чужды, чем иностранцы для того, кто впервые сталкивается с ними. Он не всегда понимает их… Через некоторое время он начинает делать шаг вперед и улыбаться. Его вопрос, откуда вы, вызывает такой же ответ, как и на Земле. Один — из Калифорнии, другой — из Бостона, третий — из Лондона…”
По свидетельству “X”, в астральном мире нет людей, одетых одинаково, что вполне естественно, поскольку одежда, как почти все в этом мире, создается ментальным усилием, будь то привычка, желание или фантазия.
Здесь, передает он, можно расти и духовно, если у человека есть такая потребность, однако, к сожалению, мало кто пользуется этой счастливой возможностью. Запросы большинства душ здесь слишком ничтожны, так же, как и на Земле. Скажите людям, обращается он к Баркер, чтобы они стремились к большему, и жажда их будет удовлетворена. Здесь есть прекрасные Учителя, которые с радостью помогут им в этом.
Еще один пример автоматического письма из множества ему подобных приводится Артуром Хиллом в его книге “Человек есть дух”:
“Это случилось приблизительно через неделю после похорон отца. Я писал деловое письмо, как вдруг почувствовал, что некая посторонняя сила поместилась между моей рукой и движущими центрами мозга, и тогда рука начала писать без моего вмешательства. Получилось удивительное письмо, подписанное автографом моего отца, обстоятельство, имевшее, видимо, целью подтвердить, что письмо действительно исходит от него. Я был потрясен. При этом мой правый бок и рука словно бы затекли и онемели. Уже год спустя такие письма стали явлением нередким, но всегда приходили ко мне в тот самый миг, когда я их менее всего ожидал. Я никогда не знал, о чем идет в них речь, поскольку прочитать их можно было, лишь прибегнув к помощи лупы, настолько микроскопическим почерком они были написаны. В письмах этих сообщалось множество обстоятельств, которые никак не могли быть мне известны…
Что касается меня, то я вполне убежден в том, что личность моего отца продолжает существовать, как если бы он все еще находился за закрытой дверью в своем кабинете. Он ничуть не более мертв, как был бы “мертв” для нас, живя в Америке.
Я сравнил стиль и выражения, встречающиеся в этих письмах, с манерой, в которых свойственно писать мне — я приобрел некоторую известность, сотрудничая в журналах — и не нашел между ними ни малейшего сходства”.
Что касается почерка, то он всегда отличен от почерка скриптора. Как свидетельствует Карл Дюпрель[25], психографический почерк аналогичен прижизненному почерку того лица, которое данный дух представляет. Этот почерк иногда бывает весьма разборчив, но чаще он требует расшифровки. Если он совсем уж непонятен, духа просят написать снова, что он обычно исполняет.
25