Можно было бы подумать, что с этого времени дальнейшее развитие мозга должно было прекратиться, из-за прекращения селекционного давления в этом направлении. Уже у гоминидов, от которых мы произошли, дальнейшее развитие мозга, отчетливо видное по объему черепной коробки, нуждается в объяснении: казалось, у них уже не было «вневидовых» врагов! По сравнению с требованиями сохранения вида мозг человека поразительно «избыточен». Когда на Земле одновременно жили различные гоминиды, их внешняя среда еще не была столь безопасна: были враги, наделенные тем же особенным оружием, и соревнование должно было идти под селекционным давлением этого условия. Когда же «внешнего врага» совсем не стало, то наши предки – еще не сапиенсы – подверглись групповому отбору, принявшему, как мы увидим, крайне ожесточенный характер. Ясно, что дальнейшее развитие мозга было обусловлено этим фактором: это был внутривидовой отбор. Несомненно, что групповой отбор стал главным двигателем эволюции в то время, когда прямое действие вневидового окружения перестало требовать дальнейших изменений генома. Это оправдывает название главы, где мы соединили происхождение человека с явлением группового отбора, еще недавно не вызывавшим доверия биологов.[11]
Как убедительно доказал Лоренц, нормальный процесс естественного отбора заключается в косвенном соревновании между особями вида – соревновании в использовании окружающей вневидовой среды. Прямое соревнование между особями одного вида, если оно становится фактором отбора, всегда опасно для существования вида и с биологической точки зрения должно рассматриваться как патология. Излюбленный пример Лоренца, заимствованный им у Дарвина (из Заключения книги о происхождении человека) – это хвостовые перья фазана-аргуса, привлекающие самок при токовании: их неумеренное удлинение, бесполезное по отношению к вневидовой среде, почти лишает этих птиц способности летать. Если такой признак становится фактором отбора, то есть усиливается в ходе эволюции вида, это угрожает самому существованию вида, и ряд таких случаев известен. Например, рога у оленей, служащие главным образом орудием полового отбора, могут стать опасными для видов оленей, живущих в лесах, так как затрудняют передвижение среди деревьев.
У наших предков главную роль во внутривидовом соревновании, несомненно, играл головной мозг, дававший им преимущества не только в эксплуатации вневидовой среды, но и против собратьев по виду. Поскольку опасности природы были в основном «побеждены» (кроме периодов одновременного существования разных видов гоминидов), селекционное давление в сторону развития мозга происходило преимущественно от истребительных войн с другими группами собственного вида. Таким образом, мозг был орудием войны с себе подобными, и в меньшей степени орудием полового отбора, наподобие перьев аргуса или рогов оленя. Так как мозг развивался одновременно у всех особей, с которыми приходится конкурировать индивиду, этот особый признак не мог стабилизироваться: чем больше он развивался, тем б`oльшие требования предъявлял к нему отбор. Это было редкое в природе явление «положительной обратной связи», аналогичное таким катастрофическим явлениям, как раскачка сооружений при резонансе, снежный обвал или лесной пожар. По открытому Лоренцем общему закону природы, внутривидовой отбор ведет к вымиранию вида. Все гоминиды вымерли, кроме человека. Что касается человека, то он вырвался за пределы биологического предопределения, развив небиологический механизм культурной эволюции – вырвался на уровень духовной жизни, и законы биологии не позволяют предсказать его судьбу. С биологической точки зрения мозг человека избыточен и представляет собой патологию. Но человека нельзя судить по одним только биологическим меркам. Это так же ошибочно, как недооценивать биологические стимулы человека.[12]
Рассмотрим теперь более подробно единственную в живой природе эволюцию человека. Несомненно, гоминиды жили группами, как и все приматы: это подтверждается раскопками на их стоянках. Численность групп у приматов составляет несколько десятков особей, и естественно предположить, что социальный инстинкт, всегда определяющий численность групп общественных животных, задавал такую же численность у гоминидов. Это подтверждается рядом фактов. У шимпанзе и горилл, наших ближайших родственников среди ныне живущих приматов, именно такие стада. На стоянках гоминидов, погибших при обвалах пещер, находят несколько скелетов, но, конечно, не вся группа бывала в сборе в момент катастрофы. Размеры озерных поселений эпохи неолита, где жили уже сапиенсы, были рассчитаны также на несколько десятков особей. Такую же численность имели первоначальные деревни земледельцев, возникавшие в лесах. Наконец, есть еще независимое доказательство: психологи обнаружили, что современный человек способен поддерживать тесные эмоциональные связи с ограниченным числом людей – не более нескольких десятков, что, вероятно, определяется первоначальным социальным инстинктом человека. Условия жизни в современных городах, где наша способность к общению постоянно перенапрягается, доказывают, как опасно пренебрегать требованиями инстинкта.
11
Заметим, что у сапиенсов объем мозга перестал меняться и не может уже служить мерой умственного развития. По-видимому, дальнейшие мутации уже не увеличивали количество мозговых тканей, а изменяли структуры и способы работы мозга. Этот качественный рубеж можно определить по резкому улучшению ископаемых орудий, но не по костным останкам.
12
Сам Лоренц сказал бы, пользуясь выражением своего любимого философа Николая Гартмана: «Человек перешел на более высокий уровень реального бытия» – вкладывая в это, впрочем, отчетливый естественнонаучный смысл.
Можно предположить, что «патологический» характер человеческого мозга вызовет удивление читателя; но здесь речь идет о биологической (а не какой-либо другой) оценке этого механизма. С точки зрения биологии, патологическим следует считать любой механизм, ставящий под угрозу выживание вида. Развитие мозга под действием внутривидового отбора стимулировало повышение агрессивности и эффективности агрессии, что вполне могло быть причиной вымирания малочисленных видов гоминидов, в бесконечных истребительных войнах между их группами. И в самом деле, все они вымерли, кроме сапиенсов – в полном согласии с законом Лоренца. Даже сейчас человеческий мозг поставил наш вид на грань гибели, придумав атомную войну. Таким образом, с биологической точки зрения – то есть с точки зрения сохранения вида – избыточное развитие мозга представляет сомнительный дар природы. К счастью, мы уже более чем животные.