— Тише! — сказали этой женщине. — У него и без тебя забот хватает. Видишь — идет битва богов!
— Вот если бы, — сказал один раздраженный охранник, — вот если бы могли мы пощекотать копьем этого настойчивого незнакомца или же швырнуть в него каменем с острыми краями!
— Что ты такое говоришь! — гневно осадил его хозяин дома. — Разве можно метнуть копье в безоружного незнакомца? Не из моего дома!
С этими словами он влепил звонкую затрещину нахальному слуге.
— Успокойтесь вы все, — сказал он, — ибо у голода есть кнут, и ночью он прогонит этого чужеземца.
Да что там женщины! Мужчинам тоже было не по себе. Они бродили туда и сюда по дому и пробирались от кухни под крышу с башенками. С нее смотрели они на неподвижную фигуру внизу и судачили о разных вещах, в том числе и о стойкости этого человека, достоинствах их хозяина и даже о возможности того, что новые боги могут быть такими же могущественными, как и старые. После этих наблюдений и размышлений они возвращались вниз обескураженными.
Обитатели дома удалились и растянулись на своих жалких лежанках; однако хозяину дома было не до сна. Всю ночь прошагал он по своим палатам, частенько выглядывая наружу через дверную щелку, чтобы посмотреть, маячит ли еще перед входом темная фигура во мраке, а потом он возвращался к себе, озабоченный и мучимый сомнениями; он даже отказывался приласкать свою любимую собаку, которая тыкалась мокрым носом в его сжатые кулаки.
Наутро он сдался.
Огромная дверь дома широко распахнулась, и двое слуг внесли Финниана в дом, ибо этот праведник не мог уже ни ходить, ни держаться прямо из-за голода и холода, который он так долго терпел. Однако телом проповедник сей был крепок, и обитавший в нем неукротимый дух вскоре снова был готов к возможным спорам или к проклятиям.
Восстановив свои силы, Финниан готовился поспорить с хозяином дома и об осаде его цитадели, и о других вещах, которые их интересовали.
Финниан поборол недуг Мугайны[8], он превзошел своего собственного ученика, великого Колума Килле[9]; Туан же открыл для этого настойчивого незнакомца не только дверь своего дома, но и свое сердце. Финниан же вошел туда, чтобы исполнить и свою, и Божью волю.
Глава III
Однажды беседовали они о величии Бога и любви Его, ибо хотя Туан уже и получил немало разъяснений на этот счет, тем не менее хотел он послушать еще, поэтому насел на Финниана так же плотно, как Финниан до того на него во время осады его крепости. Однако человек трудится и снаружи, и внутри. После отдыха он полон сил, но, обретя силу, нуждается в отдыхе; и потому, дав наставления, мы сами в них нуждаемся и должны получить их, иначе дух слабеет, и сама мудрость приобретает горький привкус.
Поэтому Финниан попросил:
— Расскажи мне теперь о себе, добрый человек.
Однако Туан хотел слушать об Истинном Боге.
— Нет, нет, — сказал он. — Прошлое меня больше не интересует, и не желаю я, чтобы что-нибудь встало между душой моей и наставлениями твоими. Продолжи учить меня, дорогой друг и святой отец.
— Так и сделаю, — ответил Финниан. — Но сперва должен я хорошенько понять тебя, узнав получше. Расскажи мне о своем прошлом, дорогой мой, ибо человек и есть его прошлое и по нему следует узнавать его.
— Пусть прошлое останется прошлым, — взмолился Туан, — ибо человеку нужна не только память, но и умение забывать.
— Сын мой, — ответил Финниан. — Все когда-либо содеянное было сотворено во славу Божию, и исповедоваться в добрых и злых делах есть часть обучения; ибо душа должна помнить о своих действиях и принимать их или отказаться от них, раскаявшись в содеянном. Расскажи мне сначала, кто ты и откуда, по какому праву владеешь ты землей этой и сей твердыней; дай мне познать дела твои и саму душу твою.
— Знают меня как Туана, сына Кайрила, сына Муредаха Красношеего, — покорно ответил Туан, — и все это земли, полученные от отца моего.
Святой кивнул.
— Не так я хорошо знаком с ольстерскими родами, как следовало бы, но кое-что о них мне известно. Сам я по крови лейнстер-манец[10], — заметил он.
— У меня длинная родословная, — пробормотал Туан.
Финниан слушал его с уважением и любопытством.
— Я тоже из весьма древнего рода, — заметил он.
— Я в самом деле Туан, сын Старна, а тот был сыном Серы, который был братом Партолона[11], — продолжил хозяин дома.
— Однако здесь какая-то ошибка, — возразил Финниан в замешательстве. — Ты же говоришь о двух разных родословных!
8
9
11