74
В давние времена кавалер даме, жившей в провинции Исэ, сказал: «Возьму тебя в столицу я и там встречаться будем!» — на что дама:
Сказала… и стала еще более жестокой. Тогда кавалер:
А дама:
Кавалер опять:
Действительно, то была дама, с которой сблизиться так трудно было.[95]
XII
75
В давние времена, когда императрица Нидзё еще именовалась фрейлиной-матерью наследного принца, она отправилась однажды на поклонение своим родным богам, и тут кавалер, начальником конвоя служивший, при раздаче наград всем бывшим, пожалован был из рук ее самой, — и он, стихи сложив, почтительнейше их ей приподнес:
Сказал он так… И в сердце так же грустен был. Что думал он? Про то неизвестно…
76
В давние времена жил микадо — по имени микадо Тамура. Во времена те же жила статс-дама по имени Такакико. Она скончалась, и посмертные обряды свершились в храме Ансёдзи, в конце марта. Все благоговейно подносили приношения, и этих приношений поднесенных тысячи скопились. Большинство предметов принесенных к ветвям дерев было прикреплено,[97] и когда все это поставили пред храмом, то было так на вид, как будто горы сами к храму двинулись.[98]
И вот бывший тут Фудзивара Цунэюки, служивший в чине удайсё,[99] как служба кончилась, созвал всех умевших стихи слагать и их заставил воспеть в стихах весны настроения, темой взяв сегодняшний обряд. Начальником правого конюшенного приказа служивший кавалер сложил так, — причем взгляд его иной был:[100]
Сложил он так и, если посмотреть на стихи сегодня, — не очень хороши они. Тогда же — других, что ль, лучше они были, — только все восхитились ими.
77
В давние времена жила статс-дама по имени Такакико. Она скончалась, и обряды на семью-седьмой день свершались в храме Ансёдзи. Тогда же жил и удайсё[101] Фудзивара Цунэюки. Он был при тех обрядах и на пути возвратном заехал в дворец Ямасина, где проживал принц — священнослужитель Ямасина. Там пущен был водопад, проведена ручьем вода — искусно все было устроено, и Цунюэки принцу молвил: «Все это время издали служу я вам, вблизи служить еще не приходилось… Сегодня же вечером я здесь к услугам вашим».
Обрадовался принц и приказал устроить помещение для ночи. Однако Цунэюки, от принца выйдя, со своими спутниками стал совещаться: «Прислуживаю в первый раз я принцу… Возможно ль так оставить это? Когда, в свое время, был приезд высочайший в Сандзё,[102] нам был доставлен с побережья Тисато в провинции Ки очень красивый камень.[103] Так как был он поднесен нам уже после высочайшего приезда, его поставили в канавку перед помещением одного человека. Принц любит островки.[104] Ему этот камень преподнесем!» — сказал так он и из приближенных людей своих послал за ним. Спустя недолго они принесли его. Камень этот на вид был еще лучше, чем понаслышке. «Преподнести его так — слишком просто», — сказал Цунэюки и приказал своим стихи сложить. Правого конюшенного приказа начальником бывший кавалер, зеленый мох нарезав, — с подобием картины на лаке, — стихи сложив такие, камень преподнес:
Так сложил он.
78
В давние времена в одном роду родился принц.[105] В комнате родильницы все стихотворения слагали. Дедом приходившийся двоюродным новорожденному кавалер сложил:
79
В давние времена был человек, который в разрушенном жилище цветы глициний посадил. Они цвели очень красиво. В конце марта, когда накрапывал дождь, он, цветов нарвав и их преподнося одной особе, так сложил:
80
В давние времена проживал один вице-канцлер.
Себе устроив очень красиво жилище у реки Камогава в округе линии шестой, он там и поселился. В конце октября, когда во всем цвету пышнели хризантемы, когда клен красный тысячью цветов взору представлялся, созвав своих всех сыновей, он с ними ночь напролет развлекался за вином; когда же ночь сменялась уж рассветом и уходить собрались все, слагать все стали стихотворения, восхваляя красу того дворца.
Бывший тут же ничтожный старец,[107] внизу у деревянной галереи бродивший,[108] когда все кончили слагать, сложил:
Если поехать в провинцию Митиноку, то местностей красивых очень будет много. Но нет у нашего микадо, во всех шестидесяти слишком провинциях, такого места, чтоб похоже на Сиогама было. И вот поэтому тот старец, дворцом восхищаясь, и сложил: «Когда ж успел сюда прийти я в Сиогама…»
95
Все стихотворения этого эпизода почти не переводимы во всей полноте своего смысла на какой-либо другой язык: настолько все здесь построено на игре слов и так много слов и целых выражений находится в зависимости от этой игры. Здесь дан перевод внешнего, прямого смысла стихов, — иной же, скрытый за словами или находящийся в тех же словах, остается только объяснить.
Пусть читатель прежде всего вспомнит то, что слово «морская сосна» — род съедобной водоросли, по-японски
96
Внешний смысл стихотворения, конечно, очень понятен: здесь растущая у древнего святилища сосна, — наверно, очень старая — могла естественно навеять мысль, что она должна помнить еще то время, когда боги жили на земле, — эпоху золотого века. Но не в этом смысле дело: кавалер хочет сказать, что сегодня, получив от нее знак особого внимания, он вспоминает то золотое время, когда они были счастливы, когда ничто, в том числе ее новое высокое положение, тогда отсутствовавшее, не мешало их любви. Дама этого эпизода, вероятно, героиня первых повествований — Эпизодов 4, 6 и 7.
97
Существует указание, что в ту эпоху подносимый предмет прикрепляли к ветке дерева, и на ней его протягивали, кому нужно, подобно тому, как теперь подают на подносе.
103
Разумеется, для поднесения микадо. Такие камни употребляются в Японии для устройства различных прихотливых украшений в садах.
105
т. е. у женщины, принадлежащей к какому-то роду и бывшей женой или наложницей императора, родился от него сын.
107
Условное обозначение: имеется в виду здесь, по-видимому, кавалер — главный герой большинства эпизодов; к тому же и японское слово
108
т. е. в соответствии со своим «ничтожеством» не имевший права войти в помещение, но бродивший внизу той галереи, которая окружала центральное, устланное циновками, место. Все это, конечно, совершенно условное повествование.