Каждое общество должно внимательно относиться к компромиссу между выгодами большего разнообразия и издержками пониженного взаимного внимания. Однако один принцип вполне ясен. Выгодам большего разнообразия свойственно сокращение отдачи: иными словами, подобно большинству аспектов потребления, по мере роста разнообразия оно приносит все меньше и меньше выгоды. И напротив, по достижении некоего заранее неизвестного момента издержки, связанные со снижением взаимного внимания, резко возрастают в связи с переходом порога, за которым сотрудничество становится нестабильным. Игра в сотрудничество — вещь хрупкая: если надавить слишком сильно, все рухнет. Выражаясь наукообразно, равновесие обладает лишь локальной стабильностью. Таким образом, умеренная миграция, скорее всего, окажется выгодна для общества, в то время как непрерывная массовая миграция влечет за собой риск серьезных издержек. Оставшаяся часть главы будет посвящена рассмотрению этих потенциальных издержек.
Благодаря исследованиям в сфере экспериментальной экономики мы сейчас понимаем, какие факторы обеспечивают продолжение сотрудничества. В принципе успешное сотрудничество — это маленькое чудо, ведь если почти все остальные сотрудничают друг с другом, то любая задача будет решена и без моего участия: так зачем же мне нести издержки этого участия? В случае почти всеобщего сотрудничества у каждого индивидуума появится сильный стимул к «жизни на халяву», и потому сотрудничество обычно бывает нестабильным. Выясняется, что продолжение сотрудничества обеспечивается не одним лишь массовым проявлением доброй воли. Ключевым ингредиентом служит наличие достаточно большого числа тех, кто работает усерднее других. Плоды их усердия позволяют наказывать уклоняющихся от сотрудничества. В большинстве современных обществ люди проявляют все меньше склонности к тому, чтобы оценивать чужое поведение. Однако мы можем позволить себе роскошь благодушия лишь при наличии людей, не склонных к сантиментам и трезво мыслящих. Наказания стоят дорого, поэтому люди готовы прибегать к ним лишь тогда, когда в достаточной мере прониклись не только благодушием, но и возмущением в адрес «халявщиков». Сотрудничество является делом непрочным, потому что если достаточно большому числу людей удается уйти от наказания, то рациональной стратегией становится отказ от сотрудничества. Роль героев, исполняемая людьми, наказывающими за уклонение от сотрудничества, в свою очередь, создает возможность появления абсолютных злодеев. Мелкие злодеи — это люди, не участвующие в сотрудничестве, а сверхзлодеи — люди, наказывающие героев. Опять же, поскольку наказание весьма затратно, то систематическое удовлетворение от наказания героев можно получить лишь в том случае, если существуют люди, возмущающиеся не теми, кто подрывает сотрудничество, а теми, кто принуждает к нему других. С какой стати кто-то может стать носителем такой извращенной морали? Во-первых, причиной этого может стать идеологическая оппозиция к сотрудничеству, вызванная верой в высшую ценность индивидуализма, заставляющей видеть в лицах, пытающихся навязать сотрудничество, врагов свободы. Но для нас более важна возможность того, что некоторые люди воспринимают наказание как покушение на свою честь, даже если они виновны в предъявляемых им обвинениях. Более того, некоторые люди могут ощущать непреодолимую личную преданность другим людям, даже если те — «халявщики», и, соответственно, возмущаться попытками наказать их за такое поведение.
Доверие и желание сотрудничать не возникают сами по себе. Они не являются врожденными признаками «благородного дикаря», которого испортила цивилизация: в этом отношении Жан-Жак Руссо пал жертвой вопиющего заблуждения. Факты свидетельствуют ровно об обратном: доверие и готовность к сотрудничеству за пределами семьи приобретаются вместе с прочими полезными склонностями, накапливающимися в современном процветающем обществе. Бедные общества бедны еще и потому, что не обладают этими склонностями. Каким образом поддерживается отсутствие доверия, раскрывается в двух новых блестящих исследованиях, посвященных Африке. Одно из них опирается на кропотливую реконструкцию далекого африканского прошлого, произведенную историками за последние десятилетия. В совокупности историками зафиксировано более 80 кровавых межгрупповых конфликтов, произошедших до 1600 года. Тимоти Бесли и Марта Рейнал-Квероль попытались обозначить каждый из этих конфликтов его географическими координатами и выяснить, как они коррелируют с современными конфликтами[23]. Эта корреляция оказалась поразительно сильной: насилие более чем четырехвековой давности проявляет тревожную склонность к повторению в наши дни. Какой механизм отвечает за эту долговечность насилия? Исследователи предполагают, что механизмом передачи насилия служит отсутствие доверия, порождаемое насилием и сохраняющееся спустя многие десятилетия. Нежелание идти на сотрудничество может усиливаться своим собственным кодексом чести — вендеттой, требующей отвечать злом на зло. Вендетты являются типичной чертой клановых сообществ. В историческом плане кланы представляли собой наиболее распространенную основу социальной организации, и во многих бедных странах такая ситуация сохраняется по сей день[24]. Как показывает Стивен Пинкер, вендеттам свойственна склонность к нарастанию, потому что причиненное зло систематически преувеличивается пострадавшими и преуменьшается обидчиками, в силу чего возмездие, являющееся обоснованным в глазах ранее пострадавших, воспринимается его очередными жертвами как новое зло[25]. С вендеттами можно покончить лишь совершенно отказавшись от кодекса чести. Классический пример такого отказа — прекращение дуэлей в Западной Европе в XIX веке: он завершился культурной революцией, после которой дуэли стали выглядеть нелепостью.