И первый же день стал для него роковым.
Ясным солнечным утром доктор Абст надел акваланг и ушел на глубину. Через несколько минут он закончил пробное погружение, и тогда с борта яхты ему подали легкий подводный буксировщик и смонтированную на нем кинокамеру. Опробовав их, пловец нырнул.
Солнце поднималось все выше. Супруга доктора фрау Бригита читала на палубе. Единственный матрос яхты сидел неподалеку и дремал. Был штиль. Лишь легкая зыбь колыхала поверхность воды. Казалось, ничто не предвещало несчастья…
А оно надвигалось.
Прошло минут десять, потом еще столько же, Бригитой Абст стало овладевать беспокойство. Минуты бежали, и тревога росла, хотя было известно, что четырехбаллонлый акваланг Артура Абста позволяет находиться под водой длительное время.
Истекло три четверти часа. Фрау Бригита встала и отбросила книгу, решив спуститься к доктору.
Матрос подал ей маску и ласты, помог надеть баллоны. И в это мгновение доктор Абст всплыл. Он едва держался на воде, знаками просил о помощи.
Когда Артура Абста подняли на борт, он был без сознания. Фрау Бригита поспешила в каюту за кофеином. Матрос же стал делать хозяину искусственное дыхание, так как предполагалось, что доктор отравился углекислотой, содержавшейся в плохо отфильтрованном воздухе акваланга.
Шприц был принесен. И тут случилось непоправимое. Едва игла коснулась кожи доктора Абста, как он судорожно изогнулся, перевалился через низкий планшир и скрылся под водой.
Длительные поиски результата не дали — в этом месте, на границе материковой отмели, коралловая стена рифа отвесно уходит на огромную глубину.
Так погиб ветеран и герой войны, исследователь и спортсмен, доктор Артур Абст.
Пучина хранит тайну гибели благородного сына нации».
Карцов откладывает газету. Артур Абст!.. Сколько же ему было в войну? Что-то около тридцати. Тридцать или немногим больше. Значит, сейчас было бы под пятьдесят? Да, на фотографии человек уже немолодой, но хорошо сохранившийся. У него расчесанные на пробор блестящие темные волосы, высокий лоб, чуть скошенный к темени. Нос, подбородок, овал лица безупречны. Однако все портит отвисшая, будто безвольная, нижняя губа. Даже на снимке видно, какая она вялая и мокрая. А в маленьких зрачках Абста затаилась холодная жестокость.
Карцов не раз собирался поведать людям об Абсте. Все пережитое в 1-W-1 — подводном логове Абста, плюс трофейные документы абвера,[3] с которыми ему довелось ознакомиться, — все это создавало достаточно полную картину. Он брался за перо. Но наваливались дела, казавшиеся более срочными. К тому же Карцов был убежден, что до конца рассчитался с Абстом еще в сорок третьем. Оказалось, ошибся: Абст умер только недавно.
Абст уже никому не причинит зла. Однако у него много единомышленников, которые живы, действуют, рвутся к атомному оружию, к власти.
Надо рассказывать людям о черных делах гитлеровцев, обрушивать на фашистов удар за ударом, пока не исчезнет с лица земли последний приверженец свастики.
Эти записи — ответ на некролог в «Курир».
ГЛАВА 1
Холод привел Карцова в сознание. Тяжесть сдавливала грудь. Острая боль вонзалась в уши. Задыхаясь, он приоткрыл рот, и в горло хлынула соленая вода.
Он бешено заработал руками. Скорее, скорее!.. Чувствуя, что легкие готовы лопнуть от напряжения, уже охваченный конвульсиями удушья, он из последних сил рвался наверх.
Вокруг светлело. Вот уже совсем рядом ослепительно-белая колышущаяся пленка — поверхность воды. Еще миг, и, оглушенный свежим воздухом, ветром, шумом моря, Карцев завертелся в волнах, отплевываясь и с трудом превозмогая тошноту.
Придя в себя, он огляделся. Корабля не было. Только вдали на высоко взметнувшемся гребне волны мелькнула разбитая шлюпка. Мелькнула и скрылась.
Что-то заставило его обернуться. Он увидел: расплескивая волны, всплывает германская подводная лодка. Да, германская — он это сразу определил по характерному силуэту рубки.
Не сводя с нее глаз, он сделал несколько глубоких вдохов, погрузился и под водой поплыл в сторону.
Намокшая одежда сковывала движения, тянула вниз. Вынырнув и глотнув воздуха, он вновь ушел под воду и сбросил сперва китель, затем ботинки и брюки.
Когда он появился на поверхности третий раз, до вражеской лодки было метров сто. И с нее спускали надувную шлюпку.
Он хотел опять погрузиться, но вдруг понял: ему не спастись. Вот в мечущуюся на волнах шлюпку тяжело прыгнул матрос. Другой, наклонившись с палубы корабля, подал ему автомат, а затем и сам перебрался к товарищу. Шлюпка отвалила.
Карцов ждал, глядя на немцев, не двигаясь, только чуть шевелил ладонями, чтобы держаться на плаву.
Несколько минут назад произошел бой, короткий и ожесточенный. Из тумана, который с рассвета закрыл и небо и море, неожиданно выскочил вражеский тральщик. Немцы растерялись, моряки советского сторожевика тоже. После секундной заминки мимо Карцова промчался комендор. Развернув носовое орудие, он всадил снаряд во врага. Попадание, видимо, пришлось в боезапас — ослепительная вспышка скрыла фашистский тральщик, а взрывная волна так швырнула наш корабль, что он лег бортом… Последний, кого видел Карцов на палубе своего корабля, был боцман: перекошенный в крике рот, рука с растопыренными пальцами, указывающая в море. Боцман раньше других заметил торпеду, но все-таки слишком поздно…
А шлюпка приближалась. Матрос, сидевший на веслах, поминутно оглядывался. Другой готовил бросательный конец. Оба были в желтых клеенчатых куртках и спасательных жилетах, оба в темных пилотках.
Карцов оглядел крутые белесые волны, лохмотья тумана над ними, коротким усилием вытолкнул воздух из легких и погрузился…
Над головой Карцова механизмы и трубы, десятки стянутых в пучки труб. Они подрагивают, койка, в которой лежит Карцов, — тоже. Он, советский офицер-врач, потерявший своих товарищей и свой корабль, в утробе германской подводной лодки, которая плывет неизвестно куда.
Сторожит его тот самый матрос, что сидел на веслах в резиновой шлюпке. Ширококостый, худой, на длинном лице озабоченность. От него Карцов узнал подробности своего пленения. На лодке думали, что он с немецкого корабля, поэтому и старались. Длиннолицый прыгнул за ним, настиг на глубине, уже потерявшего сознание.
Откачивали Карцова долго. Каково же было разочарование, когда он назвал себя. Не хотели верить. Ведь он говорит по-немецки, как немец. К тому же на руке его, ближе к плечу, выколото «Ханс». Так звали его школьного друга. В пятом, кажется, классе, начитавшись Густава Эмара, они решили стать побратимами. Придумали специальный ритуал. Иглы и тушь нашлись у знакомого лодочника в порту. И вот Карцов выколол Хансу «Кирилл», а тот ему свое имя — по-немецки.
Вероятно, он допустил оплошность, не попытавшись сыграть на заблуждении фашистов. Впрочем, все это позади. А что предстоит? Лодка придет на базу, и его сдадут в морскую разведку. Потом — лагерь, если он доживет до того времени.
Карцов закрывает глаза. Итак, тринадцатый день плена. Вчера лодка атаковала корабль. Торпеды нашли цель. Как сообщил длиннолицый, это был транспорт союзников, пытавшийся в одиночку проскочить опасный район.
Как же рассчитаться с фашистами? Карцов думает об этом день и ночь, изобретает все новые проекты уничтожения лодки и тут же отвергает: их нельзя выполнить. Он часами лежит неподвижно, закрыв глаза — только бы не видеть тех, кто рядом! Ему все кажется, это кто-нибудь из них убил Глеба.
Глеб — старший брат. Он один поднял на ноги Кирилла. Один, потому что много лет назад отец бросил семью и куда-то уехал, а вскоре умерла и мать. Глеб ушел из института, стал чертежником — это позволяло работать дома.
Кирилл вспоминает: на плите кипит бак с бельем. Глеб чертит здесь же, за кухонным столом, уголком глаза следя за братом, который зубрит урок. Он все успевал: и хозяйничать, и чертить, и легонько щелкнуть по лбу Кирилла, задремавшего над учебником… А потом они одновременно поступили в институты: Глеб — доучиваться на инженера-мостовика, Кирилл в — медицинский. Последние несколько лет братья были в разлуке: старший работал в одном из городов Украины, младший — служил на флоте. Уговорились встретиться летом сорок первого, вместе провести отпуск. Глеб погиб в первый же месяц войны…