Следующие два известия тоже соответствуют до некоторой степени приводимым в разбираемой нами статье, хотя они несколько сокращены и именно (как увидим далее) в них пропущено то, что представляется более невероятным или преувеличенным. Дальнейшие известия, однако, не приведены, отчасти, может быть, вследствие их еще большей невероятности, а отчасти и потому, что иные из них касаются уже стран, лежащих вверху Оби, и, следовательно, не имеющих отношения к тем, о которых сообщал Джонсон в своем письме к Ченслеру. Как бы то ни было, есть серьезное основание думать, что Джонсон ознакомился, непосредственно или при помощи какого-нибудь русского, с разбираемою нами статьей и что упомянутый им житель Холмогор, Федор Товтыгин, был, может быть, именно составителем статьи «о человецех незнаемых в восточной стране».
Что «Молгомзеи» были известны по слухам англичанам в XVI веке, доказывает еще инструкция, данная сэром Роулендом Гайвардом и Дж. Бэрном, директорами английской купеческой компании, для открытия новых торгов Артуру Пету и Чарльзу Джекману, отправленным в морскую экспедицию для открытия Катая в 1580 году. В этой инструкции говорится, между прочим, что если им придется зазимовать в устье Оби или около него и они встретятся там с туземцами, «самоедами, юграми или молгомзеями», то с ними следует обращаться ласково, выведать, кто ими владеет, доставить ему одну из королевских грамот, вступить с ними в торговый обмен и т. д. То же название «Molgomzaia» встречается на многих картах XVII века, например, у Blaeu (Geographia Blaviana), 1668 года, в атласе Сансона 1683 года, у Витзена и др. В «Geographia Blaviana» об этих «молгомзеях» приводится даже одна черта из их религиозного быта, именно, что они поклоняются солнцу или развернутому красному знамени, — черта, которая, впрочем, на карте Дженкинсона приурочена, как увидим далее, не к мол-гомзеям, а к народам, жившим далее за ними.
Как бы то ни было, не подлежит сомнению, что страна по ту сторону Оби и населяющий ее народ были действительно известны в XVI—XVII веках под именем: Molgomsey, Molgomzaia, Molgomsai, Молгонзеи, Малгоньзеи, Мангонзеи — название, которое было перенесено и на прилегающую часть Ледовитого океана (Mare tartaricum olim Mare glaciale; Mangaseiche Zee; Мангазейское море), а также и на основанный в этой стране русский город, только подвергшись переделке в Мангазею[13].
По своему происхождению слово «молгонзеи», по-видимому, самоедское, юрацкое. Названия Кондория, Обдория объясняются из зырянского языка и означают устье (страна при устье) Конды, устье Оби. Но слов «молгонзеи», «молгон» или «малгон» в зырянском языке не существует; по крайней мере, я их не встретил в имеющихся списках зырянских слов Савваитова и Кастрена. Наоборот, окончание на зеи или зей встречается в названиях самоедских родов; так, среди архангельских лесовых родов есть род Хатанзей или Хатанзей (по Иславину, из лесовых — самый большой род). С другой стороны, слово «молгон» или «малгон», по-видимому, соответствует словам mal — «конец», malhana — «конечный, краевой», приводимым Кастреном в его списке юрацко-самоедских слов. Юраками называется самоедское племя, живущее и теперь еще между Обью и Енисеем и отличаемое как ими самими, так и всеми соседними народами от остальных самоедов по типу, языку и характеру. Если указанное нами сопоставление возможно (а оно невольно напрашивается), то «молгонзеи» будет значить: «конечные», «краевые», т. е. живущие на краю земли, на краю света, именно на окраине прочих самоедских племен. Это и применимо к юракам, кочевья которых простираются на север до моря, а на востоке соприкасаются с кочевьями тунгусов.
Таким образом, первое известие новгородского сказания оказывается справедливым. Народ молгонзеи действительно существовал, и под ним следует, очевидно, разуметь самоедов-юраков. Обратимся теперь к характеристике этого народа, приведенной в сказании. «А еда их — мясо оленье да рыба. Да между собою друг друга едят; а гость к ним откуда придет, и они детей своих закалывают для гостей, и тем кормят. А если какой гость у них умрет, то они и его съедают, а в землю не хоронят. И своих також». Что самоеды питаются оленьим мясом и рыбой, это известно всем; но чтобы они были людоедами, это может казаться сомнительным. Новейшие писатели (с XVIII века) большей частью даже категорически опровергают, чтобы самоеды были людоедами и чтобы их название было вызвано именно этим обстоятельством. Лерберг производил слово «самоед» от «семгоед»[14].
Белявский объяснял его как русский перевод самоедского родового названия Хасово (от хаз — сам и ово — один), т. е. «сам-один» или «сам-един»; большинство, однако, следуя Фишеру, принимают, что это название — финское и соответствует лопарскому Same-jedne, прилагаемому лопарями к обозначению своей земли (ср. Suomi, Нате, Сумь, Ямь). Полагают, что русские из этого слова сделали самоядь, считая сперва лопарей и самоедов за одно племя, или что, «не зная обитателей северного прибрежья под собственным их названием, они назвали их самоедами от лопарского названия «Самоянда», узнанного ими, может быть, от карелов. Но некоторые сомневаются и в этом объяснении, считая его маловероятным. Как бы то ни было, название это было известно уже Плано Карпини, который передает его в форме Samogeti и рассказывает со слов татар, что они живут только звероловством, а шатры свои и одежду делают из звериных шкур. Плано Карпини, впрочем, не упоминает о людоедстве «самогетов», но представление о существовании где-то на севере антропофагов идет со времен глубокой древности. Они упоминаются, как известно, уже у Геродота в числе народов, живущих где-то за скифами. Позже, с расширением пределов известного мира, местообитание их (как и людей с песьими головами) переносилось все далее — к северу и востоку; русские же люди, по-видимому, с давних пор отождествили их с самоедами. Известие о людоедстве самоедов мы встречаем уже у Герберштейна; упоминая о Samoged, он добавляет: «т. е. сами себя едящие»; «эти племена, говорит он, дики и избегают сообщества с другими людьми». Р. Джонсон, познакомившийся в 1556 году с самоедами, жившими при устье реки Печоры, замечает, что эти самоеды находятся в подданстве у русского государя, что они занимаются много колдовством и хорошо стреляют из луков. К северо-востоку от Печоры, на острове Вайгач, продолжает Джонсон, живут «дикие самоеды, которые не дозволяют приставать к острову русским, но убивают и съедают их, как нам рассказывали русские». «Самоиты (Samoits), говорит Флетчер, носят такое название (по словам русских) от того, что они едят самих себя, ибо в прежнее время они жили как людоеды и ели друг друга. Что это вероятно, можно заключить из того, что они и теперь еще едят всякое сырое мясо, даже падаль, валяющуюся в ямах. Но сами самоеды производят свое название от «самые» (samoie), считая себя коренными жителями своей страны, никогда не менявшими своей родины». Петрей (1620) сообщает, что за страной Печорой, милях в ста к северу, к Ледовитому морю, «живут народы, которых русские называют «Samiedi». Это — люди, пожирающие самих себя». Олеарий говорит, что русские назвали самоедов так потому, что «они (самоеды) действительно ели человеческое мясо и даже тела своих умерших друзей, которые они смешивали и ели с дичиной». Мейерберг тоже упоминает о людоедстве самоедов, ссылаясь при этом на Олеария. В русских описаниях Сибири и ее «зверообразных» людей, довольно многочисленных в космографиях XVII века, о людоедах, однако, не упоминается, а говорится только, что вогуличи, остяки, самоядь, лопане, тунгусы и проч. «аще и подобии образом человеком, но нравом и житием подобии зверям» или «живут в лесах и в земли яко звери, нравом же зело люти». Но предания о людоедстве самоедов в прежние времена еще сохранились у вогулов и остяков. В былинах их рассказывается о борьбе их прежних богатырей с самоедскими, причем богатыри эти будто бы не только убивали друг друга, но и ели печень и пили кровь своих врагов[15]
Эти рассказы могут, впрочем, относиться к временам стародавним, мифическим, но у остяков (и самих самоедов) сохранились еще другие, более реальные рассказы, относящиеся ко временам сравнительно недавним, историческим, даже, можно сказать, новейшим. Вот что мы читаем у Кушелевского: «Остяки называют самоедов — орхой (дикий человек). В преданиях самоедов и остяков еще по настоящее время сохранилось в памяти следующее обыкновение самоедских предков. Удрученный годами самоедин, когда чувствовал себя неспособным к промыслам и езде на оленях, тогда жизнь свою считал в тягость себе и своему потомству. Вследствие этого и вследствие убеждения, что в загробной жизни он может быть купцом, приказывал себя убить в честь счастливой жизни своего потомства, а тело свое съесть. Этот обряд отцеубийства исполняли дети при шаманстве с особенным благоговением и тело съедали. Остяки, видя такое их варварское обыкновение, назвали самоедов «орхой», диким человеком, и во время уно, когда остяки въезжали к ним в тундру для торговли, то приказывали самоедам при встрече с собою падать на колени, кланяться в землю и не смотреть на себя до тех пор, пока не позволят. Входя в самоедские чумы, приказывали постилать себе под ноги оленьи кожи и по ним входили. Не дотрагивались до самоедской одежды и к вещам их, а если которые брали из рук их, то через огонь. Обкуривали вещи бобровою струею, которая, по понятию остяков, очищает все от всех нечистот. В преданиях остяков сохранилась еще быль, как одного казачьего сотника Какаулина, приехавшего к самоедам за сбором ясака, самоедский старшина, желая угостить прилично, позвал к себе в чум и, при Какаулине приказав своей младшей дочери раздеться, показал ему тело ее, которое было жирное и белое. После этого тотчас убил дочь свою и, отрезав у нее груди, вынул сердце, положил то и другое в котел и стал варить на тот предмет, чтобы этим лакомством попотчевать Какаулина, но тот, испугавшись, убежал из чума и более к самоедам за сбором ясака не приезжал, а поручил таковой производить остяцкому князцу». Из этих преданий можно заключить, что самоеды получили название свое от русских казаков собственно потому, что сами себя ели, и неудивительно, что они считают это слово бранным.
13
Витзен производил даже название города Мангазеи от Мангазейского моря: «Обь впадает в Океан или в Сибирское Мангазейское холодное море (Siberische Mangaselsche Koude Zee), откуда город Мангазея получил свое название. Город этот стоит на реке Мангазее, изливающейся в море…» На карте Штраленберга название Mare Mangazeysco придано Тазовской губе и ближайшей части Карского моря.
На карте Федора Борисовича (изданной Герардом) страна ^Molgomsaia» не показана, но на ней не означен и город Мангазея. а на месте его надписано только: «Тазовский городок». На Сибирском Чертеже Ремезова, на котором обозначены как Старая, так и Новая Мангазея, вместо Молгонзеев стоит «немирная самоедь юрацкая». По-видимому, с основанием Мангазеи название народа молгонзеи стало выходить из употребления и сменилось названием юраки. Юрацкое племя долго было «немирным» и подверглось окончательному усмирению сравнительно недавно, в XVIII в. Вместо «юраки» на старинных русских картах (XVIII в.) встречается также нередко название «юраты». Так, в «Атласе, сочиненном к пользе и употреблению юношества и всех читателей ведомостей и исторических книг» (Спб. 1737) за Обскою губою показаны «юраты»; на карте, представляющей часть северной Российской Империи от устьев реки Енисея до начала Белого моря», составленной Трускотом в Архиве иностранных дел), — «Самоядь юратская».
14
Производство Лербергом слова «самоед» от «семгоед» может быть несколько оправдано старинным названием самоедов у Плано Карпини и Герберштейна; «Samogeti», «Samoged». Джонсон (1556) и Флетчер (1558) пишут, однако, уже «Samoeds» и «Samoites», Олеарий — «Samoieden».
15
Н. Л. Гондатти записал у манси предание, что богатыри их отличались громадной силой и, убивая своих противников, всегда их скальпировали… Убив врага, они съедали его сердце и печень, чтобы вся сила убитого перешла к ним и чтобы он не ожил. — См. Гондатти. Следы язычества у инородцев северо-западной Сибири. С. 360.