Чуть погодя Конта говорит:
— Всем известно, уважаемый мэтр (или как-то так), что ваше творчество, само по себе обширное, породило массу толкований, в десять раз превышающих его по объему и…
Сартр перебивает:
— Гораздо больше, чем в десять раз!
— Значит, вам случалось их читать? — спрашивает Конта.
— Да, да, время от времени…
— Узнали ли вы из них что-то новое или открыли какие-то новые грани самого себя?
— Абсолютно ничего не узнал! Совсем ничего!
Далее идут (согласно моим записям) жалобы на скуку, которую всегда нагоняет старческая болтовня друзей-ровесников!
Nota bene:
1. Понятие боваризма подразумевает способность, присущую человеку, неизбежно представлять себя не тем, кем он является на самом деле (или, по крайней мере, в глазах окружающих — что по-научному в старину называли кинестезией[74]). Это свойство мощный двигатель, вращающий великое колесо мира, которое, в свою очередь порождает ярмарку тщеславия и иллюзий — иллюзий и тщеславия, которых, как мы ежедневно в том убеждаемся, не в силах избежать никто, даже очень сильные и сложные прославленные умы.
2. Если взять на себя труд прочесть некоторые работы Альфреда Адлера (специалиста по комплексу неполноценности), можно узнать, что то, что обычно принято называть комплексом превосходства (у каждого в окружении найдется представитель этой высокомерной категории…), всегда не что иное, как стремление преодолеть комплекс неполноценности.
Кроме того, продолжая эту тему сартровского фатовства и самозаблуждения (только ли на склоне лет?), мне хочется привести здесь несколько отрывков из текста двоих партнеров Фруттеро и Лучентини[75], вошедшего в их знаменитый сборник эссе под названием «Превосходство глупца». Эссе называется «Старая куртка профессора Сартра» и начинается с некоторых реплик из интервью, данного героем статьи журналу «Эсквайр», также опубликованного в итальянском «Эспрессо». В нем Сартр в самом начале заявляет, что больше не носит пиджаков, а только куртки, как ту, что он сегодня «демонстрирует» на себе, которую купил в Венеции летом 1968 года, когда после майских манифестаций решил, что в своем возрасте может себе позволить одеваться по своему вкусу, поскольку долгие годы он думал, что буржуазная одёжда — костюм, рубашка и галстук — просто ужасна, но считал себя обязанным их носить, чтобы не выглядеть сумасшедшим.
Однако, как отмечают Фруттеро и Лучентини, во времена наивысшего успеха его творчества (когда его пьесы одновременно ставились в двух-трех театрах Парижа, а книги читал весь литературный бомонд) большинство людей любых социальных слоев давно уже носили свитера, рубашки с воротом нараспашку и куртки, и только Сартр продолжал одеваться у портного. Возникает вопрос, почему он так упорно оставался узником того, что сам же называл в интервью «жуткой буржуазной униформой».
Быть может, причина кроется в том, что, несмотря на свой успех, в глубине души Сартр оставался профессором философии, на лекциях с легкостью делал обзор сложнейших философских систем и давал беглые характеристики тысячелетним цивилизациям, но каждый вечер возвращался домой, где столы украшены кружевными салфетками, подаренными старой тетушкой? И, как добавляют двое приятелей, для такого человека, как он, война в Испании, сталинизм, Сопротивление, атомная бомба, беспощадная индустриализация, выход на мировую арену азиатских стран или маоизм очень мало могли повлиять на его взгляд на мир, потому что за всем этим была белая рубашка, костюм-тройка, университетская аудитория, с. трудом добытая кафедра, внимательные и почтительные студенты на скамьях, а вечером, на склоне дня, утешительное свидание с кружевной салфеткой. Что позволяет предсказать, какой травмой стал для подобных людей, законсервированных в своих привычках, майская буря 68-го года…
Однако, заключают Фруттеро и Лучентини:
…еще не все было потеряно; ученики предоставили профессору последний шанс: ему оставалось лишь встать на их сторону, прикрыть их разрушительную деятельность своим бесполезно знаменитым именем, отказаться от своих вкусов, привычек, утешительного чтения и отныне говорить и писать только о политике, массах, восстаниях и революциях. И прежде всего ему пришлось надеть куртку. Сартр натянул ее на себя, как натягивают спасательный жилет, но нас нимало не удивляет, что купил он ее в Венеции. Не исключено, что он, вполне закономерно, заскочил на Бурано[76], чтобы купить пару-тройку кружевных салфеток.
74
Кинестезия — род смутного понятия, которое мы имеем о самом себе независимо от физических ощущений (Словарь французского языка).
Недавно, когда я листал книгу графини де Сегюр, на второй странице сказки «Красавица, умница и добрая душа» мне попался прекрасный пример кинестезии: «Как все нелепые создания он был очарован собственной персоной и ни капли не сомневался в том впечатлении, которое производил на окружающих». (
75
Карло Фруттеро (1926–2012) и Франко Лучентини (1920–2002) — итальянские писатели детективного жанра, работавшие в соавторстве.