Аллавадина, раджа яванов, узнав, что Махима-сахи укрылся у Хамбира-дэвы, страшно разгневался. Сотрясая землю топотом боевых слонов, конницы и пехоты, оглашая стороны света грохотом боевых барабанов, он в несколько дней преодолел со своей армией расстояние до Ранастамбхи[40] и, подойдя к воротам крепости, обрушил на нее потоки стрел, мощные, как ливни, сокрушающие мир[41]. Но крепость Хамбира-дэвы была неприступна: с четырех сторон ее опоясывал глубокий ров, частоколом щетинились высокие стены, знамена преумножали величие крепостных ворот — и стрелы, вылетавшие с оглушительным звоном, затмевали собою сферу небес.
После первого столкновения раджа яванов направил к Хамбира-дэве посла[42]. Посол сказал: “О раджа Хамбира! Верховный владыка яванов благословенный Аллавадина повелевает тебе выдать преступника Махима-сахи. Если же ты его не выдашь, то завтра утром твоя крепость будет сокрушена копытами наших коней, а сам ты вместе с Махима-сахи отправишься в обитель смерти”.
Хамбира-дэва сказал: “О посол! Ты неприкосновенен, тебе я ничего не сделаю. Но твоему господину я отвечу не словами, а лезвиями мечей. Что мне раджа яванов?! Сам Яма не смеет неблагосклонно взглянуть на того, кому я предоставил убежище!”
Когда посол вернулся со столь грозным ответом, раджа яванов был взбешен, тут же возобновил военные действия — и две армии воевали между собой целых три года[43], то наступая, то отступая, то убивая, то погибая, то побеждая, то терпя поражения. Наконец, когда от его войска осталась лишь половина, видя, что он не в силах взять крепость, раджа яванов стал думать уже о возвращении домой.
Но, заметив, что силы осаждавших истощились, два подлых министра Хамбира-дэвы, Раямалла и Рамапала[44], перебежали на сторону раджи яванов. Они сказали: “О раджа яванов! Не следует тебе отступать! Крепость охвачена голодом. Нам хорошо известно ее состояние: завтра или послезавтра крепость будет в твоих руках”. Раджа яванов наградил подлых министров и велел преградить все выходы из крепости.
Увидев, в каком он положении, Хамбира-дэва обратился к своим воинам с речью: “О мои воины! Ты, Джаджа-дэва[45], и все другие! Хотя силы мои невелики, я собираюсь атаковать превосходящие силы яванов из сострадания к тем, кто прибегнул к моей защите. Знатоки стратегии не согласились бы с моим решением. Поэтому вы все можете оставить меня и уйти из крепости куда хотите”.
Воины сказали: “Если наш раджа, воитель без страха и упрека, готов принять смерть на поле боя из сострадания к явану, прибегнувшему к его защите, то разве можем мы, обязанные ему всем, оставить теперь нашего господина и ступить на стезю низости и трусости? Нет! Завтра утром мы обрушимся на врага и исполним волю нашего владыки. А этому явану вели лучше уйти из крепости — и тем ты спасешь его. Ведь ради его спасения и началась эта война”.
Явана сказал: “О владыка! Зачем тебе губить свой род и свое царство ради меня, чужака?! Выдай меня Аллавадину!” Раджа сказал: “О явана! Не говори так! Поистине:
А тебя, если хочешь, я могу переправить в безопасное место”.
Явана сказал: “Не говори так! Я первым обрушу свой меч на голову врага[47]. Однако ваших женщин действительно следует переправить в безопасное место”.
Женщины сказали: “Если наши мужья ради защиты тех, кто нашел у них убежище, идут на бой и устраивают великий праздник восхождения на небо, то как же мы можем остаться без них на земле? Верно говорят:
Поэтому мы совершим обряд вхождения в огонь[49], как и подобает женам героев. Да будет так!
И вот на заре Хамбира-дэва, в полном вооружении, верхом на коне, выступил с войском из крепости. Ударами своего меча он сокрушал вражеских всадников, наносил раны слонам, расшвыривал пехотинцев, сеял ужас, заставлял плясать обезглавленные трупы и украсил всю землю окрест потоками крови. Стрелы утыкали сплошь его тело, и он, все еще сидя верхом на коне, расстался с жизнью, а потом упал ничком на поле брани — и пронзил сферу солнца[50].
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
Подобное выражение, означающее, очевидно, смерть (вернее, переход человека из земного бытия в некое иное), встречается, например, в одной из упанишад, а именно, в “Майтри-упанишаде” (VI. 30):
Характерно, что и А.Я. Сыркин, и другие авторитетные переводчики упанишад (например, Р.Э. Хьюм, С. Радхакришнан и др.) оставили это место без всяких комментариев: очевидно, именно потому, что они затруднялись объяснить данное выражение.
В своем известном переводе “Бхагавадгиты” С. Радхакришнан, в примечании к одной из строф поэмы (11.32), приводит строфу из “Махабхараты” (из “книги” пятой, Удйогапарвы), в которой также содержится интересующее нас выражение:
Перевод С. Радхакришнана:
(The Bhagavadgita. With an Introductory Essay, Sanskrit Text, English Translation and Notes by S. Radhakrishnan. L., 1948. P. 112. Далее: The Bhagavadgita).
На русский язык эту строфу можно перевести примерно так:
(В русском переводе Удйогапарвы этой строфы нет, потому что она не вошла в “критический текст” “Махабхараты”, на который этот перевод опирается. См.: Махабхарата. Книга пятая. Удйогапарва, или Книга о старании / Пер. с санскрита и коммент. В.И. Кальянова. Л., 1976. С. 69.)
В контексте “рассказов” Видьяпати выражение “пронзил сферу солнца”, очевидно, подразумевает вознесение души в некие надмирные сферы и последующее ее там пребывание вплоть до нового рождения в этом мире.