В некоторых архаичных системах верили, что череп мертвого может пророчествовать, или что человек, заснувший на его могиле, видит вещие сны. Чаще всего таких откровений, получаемых во сне или в состоянии бодрствования, ожидают от свободно витающего духа мертвого, и с этой целью вызывают его заклятиями, как эндорская колдунья — дух Самуила (1 Цар., 28:7–25). Наконец, существует представление, что дух мертвого временно или постоянно обитает в неком человеке: именно так шаманы объясняют и свой дар пророчества, и прочие свои умения. Ведь люди не могли остановиться на идее, что духи покойников могут пророчествовать, — и стали приписывать им всевозможные волшебные эффекты[37].
Иудаизм и христианство часто прибегают к видениям, чтобы сообщить особо важную информацию. В Новом Завете одно из самых известных — видение Савла по дороге в Дамаск, когда он услышал голос: «Савл, Савл, что ты гонишь меня?» (Деян., 9:4).
Видения посещали Э. Сведенборга, когда он был «духом отрешен от тела» и мог «уноситься духом в иные пределы», что два или три раза было показано ему живым примером. «Приведу один пример: прохаживаясь в беседе с духами по городским улицам и по полям, нисколько не блуждая и считая себя в полной памяти и в обычном состоянии, я между тем был в видении и видел леса, реки, здания, палаты, людей и прочее. После нескольких часов такой прогулки я внезапно впадал в свое телесное зрение, сознавал, что я уже не там, где был. Таким образом, я в крайнем удивлении сознавал, что я был в том состоянии, про которое испытавшие его говорили, что были в духе или уносились духом в иные пределы (см. Деян., 8:39). В этом состоянии нисколько не думаешь о пути, по которому идешь, хотя бы прошел много миль, не думаешь о времени, хотя бы прошли целые часы и даже дни, и не знаешь усталости: человек проводится неведомыми ему дорогами и безошибочно до определенного места… Беседовать с духами как равными мне, и притом наяву, при полной бодрости тела, дано мне постоянно в течение многих лет и поныне»[38].
Видения посещали бесчисленное множество святых, блаженных, юродивых и т. д., причем есть все основания думать, что у них в значительном числе случаев имели место бред и галлюцинации. Последние могли быть следствием психической болезни или кратковременного расстройства психического здоровья, в частности, вызванного употреблением наркотических веществ, что привычно для некоторых духовных практик. Бред, как известно, в корне отличается от заблуждений и неверных суждений и убеждений психически здоровых людей, всегда искаженно отражая действительность, а бредовым идеям, особенно мистического характера, присущи ошибочные основания (паралогика, например). Названные идеи могут быть связаны и с интеллектуальным снижением. Анализ религиозных видений показывает, что среди них преобладают слуховые, зрительные или комплексные, они могут вызвать чувства экстаза, нередко отличаются яркостью и образностью, воздействуя на эмоциональную сферу личности, убеждая ее в реальности происходящего и формируя свой виртуальный мир[39].
Между тем совсем не исключено, что многие религиозные идеи, образы и представления появились в результате вполне здравой мыслительной деятельности, но затем для убедительности были облачены в форму видений.
Изложение апокалиптического материала в виде видений в немалой степени определялось и тем, что «литературные вкусы иудеев настолько сроднились с апокалиптической формой, что даже авторы апокрифов с лирическим и нравоучительным содержанием постоянно прибегали к апокалиптическим образам и таинственным видениям в тех случаях, когда нужно было говорить о будущем блаженстве угнетенного Израиля и печальной судьбе их поработителей. К сожалению, многие из этих апокалиптических образов сделались для нас не вполне ясными и понятными; и это вполне естественно: нужно обладать живостью восточного воображения и всецело проникнуться чаяниями и интересами той эпохи, когда создавались апокалипсисы, чтобы суметь осветить все подробности таинственных видений»[40]. Одним словом, необходимо владеть языком той культуры, опираться на ее символы и значения, даже при всем том, что они могут быть архетипическими, а следовательно, потребуют адекватного толкования и объяснения.
39
М. Элиаде считает, что психические болезни почти всегда имеют связь с призванием знахаря. Человек религиозный, как и больной, переносится на витальный уровень, открывающий ему фундаментальные предпосылки человеческого существования, т. е. одиночество, недолговечность, враждебность окружающего мира. Часто, когда призвание шамана или знахаря проявляется через болезнь или эпилептический припадок, посвящение кандидата равносильно его исцелению. Эскимосский или индонезийский шаман обязан своей силой и престижем не своей приверженности эпилептическим припадкам, а тому, что он может эту эпилепсию обуздать. Внешне очень легко заметить большое сходство между феноменологией истерии и трансом сибирского шамана, однако принципиальным фактом остается способность шамана произвольно вызывать свой «эпилептоидальный транс» (см.:
40