Выбрать главу

Было бы несправедливо всех западноевропейских исследователей Африки считать сознательными агентами империализма. Многие из них были искренне преданы науке и полагали, что служат гуманистическим идеалам; этим людям мы обязаны ценными сведениями об Африке, о жизни ее народов с их замечательной самобытной культурой. Но фактически плодами географических открытий пользовались в первую очередь капиталистические воротилы, и когда это доходило до сознания обманувшихся в своих чаяниях ученых-гуманистов, возникали моральные кризисы и личные трагедии.

До прихода европейцев многие народы Африки находились на довольно высокой ступени развития. Продуктивность их земледелия, животноводства и ремесел была достаточной для существования в некоторых районах весьма густого населения. Многие африканские народности вели оживленный торговый обмен между собой и с арабскими купцами. Не следует, конечно, идеализировать то исконно африканское общество: в нем уже начиналось классовое расслоение, имелись, следовательно, свои богачи и бедняки, свои угнетатели и угнетенные. Наряду с более развитыми народностями существовали и глубоко отсталые племена, находящиеся в стадии первобытно-общинного строя. Европейские колонизаторы одинаково грабили и тех и других. С течением времени методы колониальной эксплуатации изменялись, совершенствовались, но сущность ее оставалась прежней. Недаром в наши дни, несмотря на все сладкопения колониалистов, восхваляющих свою «цивилизаторскую миссию», народы Африки с такой гневной непримиримостью выступают за свое полное освобождение, против любых модернизированных форм колониального господства.

Автор хотел бы надеяться, что эта книга поможет советскому читателю, следящему с горячей симпатией за освободительной борьбой африканцев, расширить свои познания об Африке и ее народах — мужественных, трудолюбивых, талантливых, много выстрадавших на протяжении своей трудной истории, но не покорившихся чужеземному игу.

Истра (под Москвой), 1959.

ГЛАВА I

Подполковник Хамертон поднялся с койки, вышел на палубу и приказал налить из пушки.

Аптекарь Трост, его домашний лекарь, который не любил стрельбы, заметил деланно безразличным тоном:

— Господин консул, возможно, упускают из виду, что путешественники уже далеко и не услышат выстрела.

Несмотря на многолетнюю службу в консулате, австриец Трост никак не мог привыкнуть к английскому языку, и речь его, особенно когда он волновался, представляла собой беспорядочную смесь английских и немецких слов. Хамертон, человек по природе мягкий, давно перестал этим раздражаться и даже сам, разговаривая со своим целителем, нередко вместо английских употреблял немецкие слова, ставшие для него привычными благодаря общению с Тростом.

— Это ничего не значит, милый Трост, — ответил подполковник. — Важно, чтобы мою пушку слышали вазарамо. Пока мы здесь, никто не посмеет напасть на наших героев!

Аптекарь Трост пожал плечами («как вам угодно, сэр») и пошел на корму, чтобы находиться подальше от пушки. Но выстрел раздался в тот самый момент, когда он огибал капитанскую рубку. Трост подпрыгнул от испуга и, бормоча немецкие ругательства, продолжал свой путь ускоренным шагом.

Он не разделял беспокойства консула Хамертона за «этих двоих», отправившихся в отчаянную экспедицию к каким-то озерам в Центральной Африке. Что эти двое заслужили такое расположение консула, что он подплыл вплотную к малярийному побережью, вполне сознавая опасность, которой он подвергает свою жизнь? Можно еще понять симпатию к тому, что помоложе, голубоглазому геркулесу — капитану Спику, который все время возился со своими инструментами и оружием; но Бертон, смуглый брюнет с большими усами, с пронизывающим взглядом черных глаз — это же сущий дьявол! У этого грубияна хватило наглости сказать ему, Тросту, состоящему лейб-медиком при особе английского консула, что уколы морфия, которыми он спасает от приступов лихорадки своего патрона, только ускоряют его переселение в потусторонний мир — такова манера выражаться у этого выскомерного всезнайки! А чем прикажете лечить? Хинина консул поел такое количество, которое ему не снести на себе, от хинина он глохнет, а приступы продолжаются из года в год и из месяца в месяц. Консул стал желтым, как апельсинная корка, белки его глаз, пронизанные расползшимися сосудами, стали мутно-коричневыми, и дни напролет он погружен в тяжелую апатию, лишь вечером оживая для дел и для светского времяпровождения, — чем тут поможешь? Светила европейской медицины — Трост не раз слышал разговоры об этом — всего только и знают о малярии, что она есть порождение злокачественных миазмов, поднимающихся с испарениями из тропических болот…[1] А этот Бертон хочет, чтобы простой аптекарь (положим, уже двенадцать лет занимающийся врачебной практикой при особе британского консула) умел излечивать лихорадку. Вот посмотрим, как ты сам от нее излечишься, когда она за тебя возьмется у твоих возлюбленных озер!

вернуться

1

Общеизвестный в наше время факт, что разносчиком малярийного микроба является комар анофелес, был открыт учеными только в последних годах XIX века.