— Я прошу вас, — обратился идальго к испанским морякам, — остановитесь пока не поздно. Вам не обязательно следовать за ними. Вы можете спастись. Достаточно только кивнуть.
— Как мы можем тебе верить? Ведь ты собирался убить нас на пути домой, — напомнил моряк, сжав багор с такой силой, что кулаки захрустели. — Теперь сам сдохнешь!
— Вы ошибаетесь. Был такой приказ, но я не собирался следовать ему.
— Мы не покинем генерал-капитана. Он обещал нам вечную жизнь! — с яростью оборвал Санчес, целясь в противника из аркебузы. — Тебе же, пес, уготована лишь смерть.
Альвар сразу узнал валенсийца, который, по словам Пантохи, первым переметнулся на сторону врага. Второй испанец тоже кивнул, угрожающе приподняв багор.
— Послушайте. Даю вам слово…
Прогремел выстрел. Пуля вонзилась в стену над головой Альвара. Санчес опустил разряженную аркебузу, с досадой покачав головой.
— Чертов дурак, не стреляй! — выругался Синискалько, ударив испанца локтем. — Эта дичь моя.
— Опомнитесь, сеньор Диас, — выговорил Умберто Латура, от страха едва ворочая языком. — Не могу поверить, что вы приняли их сторону. Они ведь служат дьяволу. А команда корабля? Неужели вы хотели убить их? Неужели ваша вера в Господа настолько ослабла?
— То был приказ кардинала. Не мой. Отныне я хозяин своей судьбы и вера тут абсолютно ни при чем, — произнес Альвар, но, заметив испуг на лице францисканца, смягчился и добавил: — Не бойтесь, падре Умберто. Я не забыл про вас. Обещаю, что вы не пострадаете.
— Вы, испанцы, все на одно лицо. Слишком много обещаете, но редко держите слово, — с презрением молвил капитан Бернардо. — Зря вы пренебрегли дружеским советом. У вас ведь тогда был выбор, а теперь он невелик — либо клинок, либо гаррота.
— И про вас я тоже не забыл, великодушный сеньор. Вы следующий в моем списке после магистра.
— Довольно болтовни! — оборвал Синискалько, сделав шаг навстречу Альвару. — Где Lignum vitae? Если скажешь, обещаю тебе быструю смерть.
— Древа жизни здесь нет.
— Ты лжешь, проклятый бастард!
— Ни слова больше.
Альвар, как и любой другой испанец, умел сносить любые обиды, но когда дело касалось чести, терпению быстро приходил конец. Миланец слишком много себе позволил, да и моряки выступили не лучше. Альвар достал верный «Гуль», крепче взялся за рукоять учительской шпаги и занял боевую стойку. Синискалько проделал то же самое. Противники замерли в центре коридора, обратив клинки друг против друга.
— У тебя ни шанса, наемник, — спокойно произнес генерал-капитан, раз и навсегда оставив приличия. — Во всей северной Италии нет такого фехтовальщика, который смог бы лишить меня шпаги.
— Следовало поискать его в Испании.
— Сейчас проверим, — злобно процедил магистр, — откуда на твоей гарде столько рубцов. Может быть, ты нацарапал их гвоздиком?
Синискалько первым пошел в атаку. Укол с захлестом Альвар с легкостью отразил дагой. Последовала серия выпадов, которые идальго благополучно отбил, и тогда Синискалько двинулся прямо на него. Последовал толчок, за ним взмах даги. Альвар спешно ретировался, стараясь варьировать глубину нападения. Силовая стычка ни к чему хорошему бы не привела. Итальянец был крупнее и перевес в массе оставался на его стороне. Единственный выход — держаться на расстоянии, изучить позиции противника и выгодно нанести удар. Как в шахматах.
— Passado! — нарушил ход мыслей Альвара Синискалько и в стремительном выпаде нанес ему укол в грудь.
Альвар отпрянул, но было слишком поздно. Игольчатый наконечник шпаги вошел в тело. Всего на полдюйма. Ему повезло. Альвар попятился, чувствуя жжение в груди. По рубахе расползлось багровое пятно. Увидев его, итальянцы поддержали лидера одобрительными возгласами. Все кроме Санчеса. Коварный моряк снова заряжал аркебузу.
Подлая атака всерьез разозлила Альвара. Он видел, с каким торжеством вспыхнули глаза противника. Итальянец не дал ему время прийти в себя. Последовала серия стремительных выпадов. Альвар продолжал их отбивать, держась на расстоянии от фехтовальщика, выжидая удачного момента для атаки. Мелодичный звон клинков наполнил коридор. Альвар до конца сосредоточился на защите, используя контратаки и ремизы только для того, чтобы магистр не прижал его к стене. Синискалько увлекся этим бездействием и попытался закончить поединок одним ударом. Альвар только этого и ждал. Предупредив укол снизу, он пошел на сближение и пустил в ход кинжал. Магистр вскрикнул, схватившись за рассеченную бровь. Сравняв счет, противники для виду обменялись ударами и разошлись в стороны.
— Давно хотел спросить, — выдохнул итальянец, вытирая кровь с лица, — зачем тебе этот языческий нож? Ты что по ночам младенцев режешь?
— Одного вот давеча прирезал, — кивнул в сторону итальянцев Альвар так, что всем сразу стало ясно о ком он.
— Может, хочешь передохнуть? — прохрипел Синискалько.
— В чем дело? Перед смертью не надышишься? А я уже готов был поверить, что сам Амадис Гальский сошел со страниц романа, чтобы сразиться со мной? На том свете отдохнем!
— Я уже говорил, что мы оба попадем в ад, — произнес Синискалько с таким истовым убеждением, что Альвару невольно стало не по себе. — Где ты там отдохнешь? Еще не поздно все изменить. Последний раз спрашиваю, где Lignum vitae?
— В твоем воображении, миланец.
Дерзкий ответ как будто придал Синискалько сил. Магистр ринулся в атаку, стараясь поразить кисть противника. Альвар держался на расстоянии, едва успевая отводить руку от изогнутого наконечника шпаги. Уколы с захлестом так и сыпались на него. Синискалько махал ею словно веером, отчего гнущееся лезвие стало издавать свистящий звук, оставляя в воздухе прозрачный шлейф. Для полной защиты от такой дьявольской «мельницы» идальго пришлось использовать кинжал, открыв при этом левую половину туловища. Синискалько этим воспользовался. Завершив серию выпадов одним стремительным рипостом[36], который Альвар едва успел отбить, он зашел противнику за спину. В тот же миг идальго почувствовал, что обе его руки крепко прижаты к телу. Острие даги коснулось живота.
От неминуемой смерти Альвара спас индеец. Он схватил лезвие, остановив его в дюйме от края распахнутого дублета. Послышалось шипение. В ноздри ударил запах обожженной плоти. Претерпев боль, рослый туземец оторвал Синискалько от противника, поднял над головой и швырнул его в толпу итальянцев. В тот же миг прогремел выстрел.
Патлатый индеец покачнулся. Альвар хотел было поддержать защитника, но тот оттолкнул его, жестом приказав уходить. Идальго развернулся и побежал. Он бежал изо всех сил, стараясь вспомнить нужный коридор, который выведет на главную лестницу. Оглянувшись, он увидел, как итальянцы окружили и добили раненного туземца. В тот же миг сцена расправы исчезла за поворотом.
Альвар бежал не оглядываясь, не смея перевести дух. Нет предела человеческой низости! Синискалько Бароци настроил всех против него, даже падре Умберто. Теперь его жизнь не стоила ломаного мараведи, но он так просто не сдастся. В прежние времена его пешего преследовали языческие демоны янычары, лютые наемники рейтары, стая французских волков и много кто еще с кем в одиночку встречаться не рекомендуется. Что ему теперь жалкая горстка озлобленных итальянцев?
Воины, воодушевленные смертью демона и бегством противника, бросились в погоню. Итальянцы потрясали шпагами и алебардами, выкрикивая оскорбления в спину предателю. Многие несли с собой ведра. За ними, подобрав полы рясы, семенил преподобный Умберто Латура, умоляя капитана Бернардо остановить самосуд. Последним бежал Санчес, на ходу заряжая аркебузу, а рядом другой моряк размахивал багром. Выглядело это довольно нелепо, словно братия конкистадоров спешила на пожар.
— Нет, болваны! Стойте на месте! Не разбегаться! — лежа на полу, вопил Синискалько, но его никто не слушал.
Все пошло наперекосяк. Он бы убил наглеца, если бы в поединок не вмешался мерзкий индеец. Разумеется с такими союзниками до победы один шаг. Мысли путались в голове. Невероятно, но Альвар Диас — идеалист и поборник веры — переметнулся на сторону врага. Едва ли он действовал под страхом смерти. Скорее всего, ему посулили вечную жизнь. В черной душе Синискалько проснулось глубокое уважение к испанцу. Жаль, что ему придется его убить. Они могли бы стать друзьями, ведь Альвар оказался не менее жесток и коварен, хоть и прикрывался благородством. Возможно, остальные и не зря считали его причастным к нападению на каравеллу. Неудивительно, что теперь они сорвались с цепи.