Последовательная разработка методов критического исследования исторических источников в российской историографии связана с так называемой скептической школой 1810‑1830‑х годов (М. Т. Каченовский (1775–1842), Н. С. Арцыбашев (1773–1841), С. М. Строев (1815–1840) и др.). «Скептическая школа» отталкивалась от источниковедческих приемов, разработанных А. Л. Шлёцером, и испытывала влияние критического подхода Б. Г. Нибура. Историческая критика воспринималась историками этого направления как особый научный взгляд на историю, который помогает очищать ее от «небылиц», содержащихся в первую очередь в средневековых исторических источниках, а также в работах историков, которые без должной предварительной критики поверили таким сообщениям и наполнили ими тексты своих историй.
С этих позиций историки критиковали труды своих предшественников, упрекая их в недостаточном критицизме. Во второй половине 1830‑х годов Н. И. Надеждин (1804–1856), писал, что нельзя себе представлять, «чтоб и сам Шлёцер в своих изъяснениях и выводах считался непогрешительным. Напротив, многие исследователи, разрабатывая глубже внешние источники нашей истории, открыли в нем разные ошибки, пропуски, недоразумения и поспешили их исправить». Разбирая же труд Н. М. Карамзина, он отмечал:
Карамзин был добросовестен и благороден. Он признавал права критики и решился принести ей «жертву», которую сам называет тягостною, но необходимою, – решился посвятить себя «труду мелочному, в котором скучает ум, вянет воображение». Жертва великая для художника: самому ломать и обсекать материалы своего создания! Так Карамзин сделался критиком. Но если его бессмертное произведение составляет эпоху в нашей исторической литературе, оно не могло подвинуть вперед исторической нашей критики. Сочинитель «Истории Российского Государства» в своей критике был чистым шлецеристом, хотя иногда не соглашался с своим учителем в подробностях[9].
В России в XIX в. главным образом Археографической комиссией (создана в 1834 г.) осуществлен ряд фундаментальных публикаций исторических источников: «Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею» (т. 1–5. СПб., 1841–1842) и «Дополнения к актам историческим, собранным и изданным Археографическою комиссиею» (т. 1–12. СПб., 1846–1872); начато продолжающееся до настоящего времени издание «Полного собрания русских летописей» (1846).
Развитие практики публикации исторических источников, необходимость обобщения и универсализации накопленного фактического материала вспомогательных исторических дисциплин (в частности, дипломатики), обобщения опыта конкретных источниковедческих разысканий с необходимостью привели к выделению источниковедения в самостоятельную предметную область.
В российской исторической науке термин «источниковедение», заимствованный из немецкой историографии, впервые употребил Арист Аристович Куник (1814–1899) в 1841 г.[10]
1.2 Позитивистская парадигма источниковедения
1.2.1 Позитивизм в исторической науке: предварительные замечания
Позитивистская парадигма источниковедения, формирующаяся во второй половине XIX в., по-прежнему сохраняет свои позиции в современном источниковедении, явным образом не соответствуя его актуальным потребностям. Приступая к описанию позитивистской парадигмы в источниковедении, мы сталкиваемся со сложностями философско-методологического характера, разрешение которых далеко выходит за дисциплинарные рамки источниковедения. Обозначим лишь суть проблемы: позитивизм как философское направление не принадлежит к классическому типу рациональности, поскольку не предполагает описание так называемой объективной реальности, но историография, которую принято называть позитивистской, не выходит за пределы рациональности классического типа, продолжая видеть в историческом источнике «вместилище» исторических фактов и по преимуществу совершенствуя методы так называемой критики исторических источников с целью установления достоверности их информации. Суть позитивизма в историографии и смысл обращения к историческим источникам емко сформулировал Р. Дж. Коллингвуд:
Позитивизм можно определить как философию, поставившую себя на службу естественной науке, как философия Средних веков была служанкой теологии. Но позитивисты имели собственное представление (и весьма поверхностное) о том, чем является естественная наука. Они считали, что она складывается из двух элементов: во-первых, из установления фактов; во-вторых, из разработки законов. Факты устанавливаются в непосредственном чувственном восприятии. Законы определяются путем обобщения фактов посредством индукции. Под этим воздействием развился первый тип историографии, который может быть назван позитивистским. С энтузиазмом включившись в первую часть позитивистской программы, историки поставили задачу установить все факты, где это только возможно. Результатом был громадный прирост конкретного исторического знания, основанного на беспрецедентном по своей точности и критичности исследовании источников. Это была эпоха, обогатившая историю громадными коллекциями тщательно просеянного материала, такого, как календари королевских рескриптов и патентов, своды латинских надписей, новые издания исторических текстов и документов всякого рода <…>. Лучшие историки этого времени <…> стали величайшими знатоками исторической детали. Историческая добросовестность отождествлялась с крайней скрупулезностью в исследовании любого фактического материала[11].
9
10
См.: