Не менее резко отрицательное отношение городов к участию в сборе поступлений со стороны духовенства и знати, чем евреев, было, похоже, ещё раз продемонстрировано петициями, поданными городами кортесам в Медина-дель-Кампо (1305 г.). Эти петиции снова повторили требование о том, чтобы евреям было запрещено быть сборщиками, старшими над сборщиками (sobre cogedores) и откупщиками налогов, и поставили условие, что ни магнатам, ни кабальеро, и никаким другим лицам не будет позволено брать сбор податей на откуп[215]. Мы должны заметить, что в этом моменте король видит правоту в причине, представленной авторами петиции, — т. е. этот метод сбора налогов «разорит страну»[216]. Разумеется, такой результат был приписан откупу вне зависимости от личности откупщиков, но тот факт, что магнаты и другие кабальеро были отмечены в этой связи, указывает, похоже, на их скверную репутацию как жестоких и несправедливых откупщиков. Возможно, это высказывание было вызвано бесчеловечностью, проявленной определёнными аристократами при сборе ими налогов; в любом случае ясно, что города требовали на этих кортесах то, что требовали на предыдущих, то есть полного запрещения налогового откупа как евреям, так и христианам, и чтобы сбор налогов был доверен людям, которые являются «гражданами и жителями» городов (vecinos et moradores), а кроме того, чтобы эти сборщики были назначены самими городами[217]. Они, безусловно, видели в этих мерах гарантию против частых нарушений их права собственности и незаконной экспроприации плодов их труда или унаследованного имущества.
В свете вышесказанного нетрудно понять, что подразумевалось в ответе короля на петицию, поданную ему по этому поводу на Вальядолидских кортесах 1307 г.
По поводу просьбы, касающейся налогов (pechos), которые они должны дать мне — [то есть] чтобы я отказался дать собирать их [с этого момента и дальше] тем, кто это обычно делает, а также и другим людям не из тех мест [где налоги должны быть собраны], потому что [таким путём] много дурного сделано для страны; и [более того] чтобы я велел собирать налоги городским кабальеро и «добрым людям», которые должны быть людьми состоятельными и могли служить мне и охранять страну от ущерба, я говорю, что я вижу это к добру, чтобы я назначал сборщиков, и чтобы они были богатыми и заслуживающими доверия «добрым людям», и чтобы никакой еврей не был [с этого момента и далее] сборщиком или откупщиком податей[218].
Даже несмотря на то, что только евреи упомянуты среди тех, к кому относится запрещение, нет сомнения в том, что некоторые из этих выражений (те, кто «не из этих мест», и те, кто «обычно собирает налоги» и, как следствие, делает, по мнению городов, «много дурного» для страны) относятся к тем группам, которые были обозначены как прокурадоры в предыдущих петициях. И, конечно, речь идёт об аристократах и церковниках, против чьего участия в сборе налогов города резко возражают. То, что король теперь воздерживается от упоминания этих групп и предпочитает говорить в общих выражениях, должно быть отнесено за счёт его политических соображений — т. е. его желания свести к минимуму упрёки в адрес высшей знати и духовенства, которые в тот момент активно сотрудничали с ним в подготовке войны с Гранадой. Но и позитивная и негативная части его решения — передача сбора налогов только людям из городов и исключение из числа кандидатов всех тех, кто «не из тех мест», — делает абсолютно ясным то, что не только евреи, но и высшие классы христианского общества подпадают под эту категорию.
Все маски упали с лиц на кортесах в Паленсии (1313 г.), где города снова решительно взялись за волнующие их проблемы, включая налоги. Теперь, как и в предыдущих случаях, их заверили, что не только налоги не будут отданы на откуп, но и никто из кабальеро, церковников, евреев или из «прочих вредных людей» (omes reboltosos) не будет принимать участие в сборе податей[219]. Это условие также указывает на ужесточение позиции городов по отношению к их «собственным» кабальеро. Как и всем другим аристократам, им теперь было запрещено заниматься сбором налогов, который остался, как указывает ответ короля, исключительно в руках «добрых людей». Двумя годами позже, на кортесах в Бургосе, в запрещении кабальеро взимать налоги даже в местах их жительства, было сделано одно исключение: в Эстремадуре кабальеро по неизвестной причине получили право на сбор налогов от городов в местах своего жительства, как если бы они были «добрые люди»[220]. Но это установление, которое было чётко представлено как единственное исключение из правила, только показывает, насколько решительным и неумолимым было сопротивление городов назначению аристократов на эти должности. На самом деле, их возражения против аристократов, церковников и евреев и как откупщиков, и как сборщиков налогов повторилось в этих кортесах с особой силой[221]. Города подтвердили эту же позицию, настаивая на тех же моментах, хотя и не так всеобъемлюще, на кортесах в Каррионе (1317 г.). «Ни кабальеро, ни церковник и ни еврей не получат откупа ни на какую часть поступлений или податей, справедливо положенных королю»[222].
Настолько сильно было противодействие городов участию знати в сборе налогов, что на кортесах Вальядолида (1322 г.) они не только повторили своё требование, но ещё и запретили доступ к этой профессии любому горожанину, который «живёт, или был дружен с любым rico ome или кабальеро, или с дамой из высшего круга», или с аристократами или дамами меньших прав[223], явно из-за того, что такие горожане могут служить средством проникновения аристократии в систему сбора налогов. Несомненно, многие аристократы использовали надёжных горожан в качестве подставных лиц, работающих сборщиками налогов якобы от своего имени, а на самом деле — от имени этих аристократов для того, чтобы обойти закон, закрывающий дорогу к хлебной профессии. Новые условия, касающиеся этих горожан, были поставлены для прекращения этой практики.
Точно так же города по-прежнему возражали против участия церковников в сборе поступлений, подтвердив при этом и аналогичное противодействие евреям в этой роли. «Церковники и евреи» вновь связаны вместе как нежелательные элементы на этом поприще, а в одну категорию с ними попали и мавры, которые, похоже, внедрились в королевскую фискальную систему, возможно потому, что они не были включены в «запрещённый список». Таким образом, требования бюргеров теперь выглядели так: «ни церковники, ни евреи, ни мавры не будут допущены к сбору налогов, более того, этот сбор не будет отдан на откуп»[224]. Требование о запрете откупа было, конечно, всеобъемлющим, но тот факт, что оно упомянуто вместе с запрещением трём группам (т. е. церковникам, евреям и маврам), в котором нет упоминания аристократов, указывает, похоже, на то, что к тому моменту знать уже отошла от занятия откупом (несомненно, из-за предыдущих законов)[225] и просто пыталась путём различных уловок сохранить свои позиции в сборе налогов.
На кортесах Мадрида (1329 г.) ни вельможи (и знать вообще), ни церковники уже не служили мишенью атак бюргерской петиции по поводу взимания налогов. Из этого мы можем заключить, что под давлением городов и знать, и духовенство оставили и откуп, и сбор налогов. Это освободило поле деятельности для евреев и мавров, которые поспешили укрепить свои позиции. Неудивительно, что еврейские и мавританские сборщики налогов вызвали на себя огонь бюргерской критики. Понятно также, почему евреи, будучи более крупными, чем мавры, распорядителями налогов, благодаря традиции, опыту и значительно большей финансовой мощи, были выделены как особо зловещие фигуры[226]. Оказавшись впервые лицом к лицу с одними евреями как с главными соперниками в этом деле, бюргеры скоро поняли, что, если они не найдут какого-то нового решения проблемы королевских податей, у них не будет шансов победить в этом соревновании. Они увидели, что секрет еврейского главенства в этой системе лежит в отличном качестве услуг откупщиков, и, если не будет предложена подобающая замена, короли продолжат нанимать евреев. Вследствие этого бюргеры сделали большой поворот в своей политике и впервые предложили, чтобы они, вместе с городскими кабальеро, были назначены откупщиками и сборщиками налогов[227]. Примечательно то, что, отвечая на эту петицию, Альфонсо XI дал соответствующее согласие на их антиеврейские требования[228], но не выказал никакой поддержки их предложению о том, чтобы они сами взяли на откуп сбор налогов. Он, несомненно, счёл это предложение настолько непрактичным или противоречащим его интересам, что отказался продемонстрировать хоть какую-нибудь поддержку этому, не говоря уже о том, чтобы взять на себя какие-либо обязательства.
219
Кортесы в Паленсии, 1313, § 7 (CLC I, р. 224). И так получила подтверждение просьба кортесов в Медина-дель-Кампо, 1305 (§ 10, р. 175) — т.е.
221
225
Кроме городов Эстремадуры и Леона, которые исключены из ограничений. Там, гласит петиция (
228