Мы видим, что подобные просьбы были в прошлом, и не раз, хотя были они адресованы не королям, а регентам. Король, конечно, знал об этом, и его ответ говорит о попытке найти оправдание в поддержку своего ответа. Но бюргеров его ответ не остановил. Через несколько лет после этого, на кортесах Торо 1371 г. они возобновили свои попытки проникнуть в королевский совет, хотя и несколько осторожнее. На этот раз они не требовали включения в состав совета определённого числа своих людей, но только некоторых, кого король посчитает достойными[252]. Зато они усилили свои нападки на евреев и потребовали их удаления из всех ведомств — то есть не только из королевской администрации, но также и из администраций аристократии[253]. То, что мы видим, было сменой тактики, но не главных целей. Существует достаточно признаков, указывающих на то, что города возобновили свои нападки на знать и стремились занять её место в администрации. Именно потому, что они должны были проявлять осторожность и сдержанность по отношению к знати, они усилили свои нападки на евреев. Это означало бить по слабейшей точке системы и пытаться завоевать себе позиции в правительстве, заменив собой евреев. Но Энрике II не собирался уступать. На кортесах Бургоса 1377 г. он всё же формально согласился на одну из просьб городов: евреи больше не будут занимать какие-либо должности в администрации аристократов[254]. При помощи этой уступки города не только приблизились к своей цели касательно евреев; они также ударили по аристократам, которых всегда видели в качестве своих главных противников и у кого они хотели отнять их огромную экономическую и политическую власть.
То, что было сказано об отношении городов к тому, что евреи занимали важные должности вообще, и в налоговых ведомствах в частности, может быть сказано и об их отношении к другим правам и привилегиям, которые евреи получили от испанских королей. Особый статус евреев в юридической системе страны, пожалуй, настолько же характерен для их положения в Испании, как и функции, выполняемые ими в королевской администрации. Будучи уверенными в том, что общество, в котором они жили, не пожелает отнестись к ним честно, как к равным, и в юридических спорах между ними и христианами будет дискриминировать их, евреи Испании попросили и получили право рассматривать их судебные диспуты с христианами перед специальными судьями, назначенными королём. Эти судьи должны были принимать во внимание как еврейский, так и нееврейский закон, и никакое дело не могло быть решено против любой из сторон на основе только христианских или только еврейских свидетельств. Такой порядок судопроизводства неизбежно влёк за собой усложнение процедуры и часто затруднял приведение справедливости в действие, но зато защищал евреев от юридических акций, основанных на предвзятом мнении или на естественном желании христианских общин стоять на страже интересов своих членов.
Тем не менее, с точки зрения городов, эти привилегии представляли собой нарушение их основных прав. Города утверждали, что евреи, будучи постоянными жителями на их территориях, должны подчиняться их законам, должны выступать перед обычными судьями, разбирающими дела всех жителей, что христианский истец не нуждается в еврейском свидетеле для того, чтобы его иск против еврея был принят в суде. Соответственно, города непрерывно покушались на эти юридические права евреев, а евреи твёрдо сопротивлялись этому и, в общем, преуспели. Им, несомненно, удалось убедить королей в том, что, если у них не будет этого юридического щита, к ним очень часто будет проявлена несправедливость и их жизнь в городах станет рискованной, если вообще не невозможной. Тем не менее были и исключения, в частности в Толедо, Мурсии и Севилье, где городам удалось пробить брешь в этом правиле, которое крепко держалось во всей остальной Кастилии, и королю пришлось обозначить в их фуэро условие, по которому во всех тяжбах между евреями и христианами, кроме вопросов, связанных с налогами, евреи должны обращаться к городскому судье[255].
Эти уступки, которые удалось вырвать некоторым отдельным городам у кастильских королей, проложили дорогу общему требованию, которое города, наконец, выдвинули на кортесах, — установить аналогичное общенациональное урегулирование. В 1286 г. они одержали победу, хотя бы временную и частичную, когда Санчо IV согласился прекратить назначение судей для евреев, а вместо этого назначать одного из местных судей заниматься «отдельно» христианско-еврейскими тяжбами. У нового порядка отсутствовал престижный статус специального суда, который занимался такими тяжбами, да и шансы на то, что судья будет нейтрален, уменьшились, ведь он, как и все местные судьи, будет «добрый человек», который захочет завоевать или сохранить дружбу со своими христианскими согражданами. Тем не менее, поскольку он назначается королём и, следовательно, отвечает перед Короной за свои решения, можно надеяться на его честность по отношению к обеим сторонам. Но даже при этом Санчо IV приказал судье принимать во внимание как христианский, так и еврейский закон, так, чтобы в «смешанных» случаях» у христиан было своё право (derecho), а у евреев — своё»[256]. Однако всё же в этот момент весы компромисса заметно качнулись в сторону городов, даже несмотря на то, что требование смешанного свидетельства явно продолжало усиливаться.
Похоже, тем не менее, что закон был интерпретирован в таком духе, что у евреев было право выбирать из числа местных судей того, кто будет разбирать их конфликты с христианами — право, дававшее им заметную поддержку, — и именно это право города пытались теперь отменить, чтобы упразднить «отдельный» суд. Им это не удалось на кортесах Вальядолида в 1351 г.[257], равно как и на кортесах 1385 г., которые собирались в том же городе[258]. То, что короли неоднократно отклоняли их петиции, показывает, насколько жизненно важным был этот остаток старой привилегии для еврейской общины в Кастилии. Только в 1412 г., когда полностью рухнули все еврейские социальные и юридические позиции, города достигли, наконец, своей цели в этой области[259].
Борьба городов за отмену юридических привилегий евреев в тяжбах с христианами выглядит, казалось бы, теперь борьбой против евреев как таковых, и действительно, если мы примем во внимание текст их петиций, то покажем, что так оно и есть. На самом деле это было тем не менее просто частью более широкой борьбы городов за их юридическую независимость и отражением их решимости подчинить своим законам всех, кто не был членом их городской общины, но имел дело с их гражданами или жителями. Так, города неустанно требовали не только того, чтобы все их судьи были сынами и жителями тех мест, где они исполняют свои обязанности[260], но также и того, чтобы судьи королевского суда были «добрые люди» из королевских городов, которые охранят права каждого тяжущегося и фуэро каждой группы и каждого места[261]. Превыше всего они требовали, чтобы в тех случаях, когда какой-либо гранд, кабальеро или идальго, или любой аристократ, независимо от ранга, имеет претензии к простолюдинам из королевских земель, он должен предъявить «согласно фуэро ответчиков перед судьями их мест жительства». Только когда они не удовлетворены решениями местных судей, аристократы могут подать апелляцию в королевский суд для рассмотрения дела заново[262], но и этот суд тоже был полон «добрых людей», в чью порядочность аристократы не очень-то верили, когда речь шла о конфликтах между членами их класса и людьми третьего сословия. Поэтому они требовали, чтобы их судили только аристократы, в согласии со старым законом и обычаем, и на кортесах в Бургосе в 1271 г. Альфонсо X уступил этому требованию[263]. Тем не менее Санчо IV был вынужден отменить это решение своего отца, когда ответил утвердительно на петицию городов на кортесах в Вальядолиде 1293 г.
255
Baer, II, pp. 62 (§ 81); сравн. Amador de los Rios,
259
См. Amador de los Rios,
260
См., к примеру, Кортесы в Вальядолиде, 1322, § 51 (CLC, I, р. 351); Кортесы в Торо, 1371, § 8 (CLC, II, р. 207).