Это свирепое антисемитское настроение не ограничивалось Толедо. Энрике использовал его и в других местах, чтобы приобрести себе сторонников. Вследствие этого он вскоре стал известен как знаменосец антиеврейского движения, и поддержка его политической позиции стала идентифицироваться с оппозицией евреям. Самые рьяные антисемиты из низших слоев общества стали собираться вокруг его знамени, и там, где городская знать была в рядах Энрике, массы — в соответствии с их привычной реакцией — поощрялись затевать кровавые нападения на евреев. Так и случилось в Куэнке.
Альвар Гарсия Альборнос был одним из лидеров дворян, который в дни Альфонсо XI был близок королю и его любовнице Леонор де Гусман. Он растил их юного сына, дона Санчо (род. 1340), и сейчас держал его под своей опекой в Куэнке, которая была опорой его политической силы. Он и дворянская клика вокруг него считались естественными союзниками Энрике, а жители Куэнки всех сословий были самыми яростными критиками дона Педро и его режима. Мы не знаем, собиралась ли городская элита принять участие в плане Энрике, но она, возможно, отнеслась с пониманием, если не с одобрением, к еврейскому погрому в Куэнке. В любом случае, этот погром отражал желания Энрике, он полностью соответствовал его целям и, безусловно, выдавал намерения против короля Педро. В противоположность жестокостям, совершенным в Толедо, преступления против евреев Куэнки были совершены в отсутствие Энрике и без помощи с его стороны. Это было сделано собственными руками граждан Куэнки, которые не могли бы достичь своей цели без осведомленности и согласия местной знати. Ни вторжение в худерию, ни взятие ее башен, в которых спрятались многие евреи, не могли закончиться без еврейских жертв и массового грабежа, но вдобавок к этому некоторые евреи были заключены в тюрьму, а другие, мужчины и женщины, изгнаны из города на том основании, что они поддерживали позицию короля[310].
Педро вышел из Толедо по направлению к Куэнке, намереваясь подавить агитацию против себя и наказать обидчиков евреев. Но, опасаясь наказания, и дворяне, и простонародье захлопнули перед ним ворота. Куэнка была хорошо укреплена, и Педро знал, что не сможет взять ее штурмом. Осада заняла бы много времени, а Педро не терпелось пойти на Торо, где его основные противники во главе с Энрике сосредоточились под эгидой его матери. Поэтому Педро заключил соглашение с Альборносом, по которому он отступил от города и простил его жителей за их проступки, в обмен на обещания города и Альборноса быть верными королю. Король сдержал свое обещание касательно прощения[311], и еврейская кровь, пролитая в Куэнке, осталась неотмщенной.
Педро не впустили в Торо, но он взял его после долгой осады. Он позволил королеве-матери уехать в Португалию после того, как убил нескольких дворян в ее присутствии[312]. Он также даровал Энрике, сбежавшему в Галисию, свободный проход во Францию[313]. Когда Альборнос, глава Куэнки, узнал о судьбе заговорщиков Торо, он испугался, что король может вернуться в его город и наказать его за союз с мятежниками. Он поспешил взять своего юного питомца Санчо и отбыть вместе с ним в Арагон[314].
Теперь Педро был в зените своей силы. Его четырехлетний конфликт с дворянами оппозиции закончился его полной победой. Финансовое состояние казны выглядело многообещающим, так как его казначей, дон Самуэль, разработал новые методы сбора податей[315]. Похоже было, что Педро теперь может насладиться плодами мира, но не такая судьба была уготована королю и его стране во время его правления. Меньше чем через год после победы под Торо Педро был втянут в войну против Арагона — кровавую и дорогостоящую войну, которая длилась десять лет и, в конце концов, привела его к краху.
П.Е. Рассел, чьи труды о доне Педро полны проливающей свет информации, старался возложить ответственность за эту войну на короля Арагона, Педро IV, которого народ прозвал «Церемонный»[316]. Однако на самом деле главным поджигателем войны был король Кастилии. Конечно, дон Педро имел право требовать удовлетворения от Арагона за оскорбление, нанесенное чести и интересам Кастилии одним арагонским капитаном корабля, но он поставил королю Арагона такие «условия удовлетворения», на которые ни один уважающий себя монарх не мог согласиться[317]. Более того, именно кастильский король начал войну вторжением в Арагон, и, таким образом, агрессором являлся он. Если бы он не напал на Арагон, то, возможно, не было бы и войны.
Мы располагаем рядом очевидных фактов, мимо которых нельзя пройти, и при этом они все же не объясняют всего. Остается вопрос: что стоит за этими фактами? Национальные интересы или импульсивные побуждения? Некоторые современные историки верят, что правду следует искать в первом направлении[318], в то время как более ранние ученые, включая авторов старых хроник, склоняются ко второму.
Так, Айяла считает, что Педро ринулся в войну потому, что не мог жить без битв, «потому, что всегда любил войны»[319], в то время как Балагер в своей книге «История Каталонии» (Historia de Cataluña) (1860) говорит, что война разгорелась из-за «наглости каталонского моряка и высокомерия дона Педро «Жестокого», короля Кастилии[320]. Это, тем не менее, не означает, что предполагаемые ошибки Педро не разделялись в большой мере и его противником. Балагер в своей окончательной оценке, похоже, возлагает вину в равной степени на обоих королей. Оба они, замечает он, были известны тем, что «демонстрировали тенденции к доминированию, ярости и надменности», и оба «в глубине души желали войны»[321]. Это мнение приближается к мнению Суриты, который приписывает обоим королям «свирепый характер, склонный к мести скорее, чем к милосердию»[322].
Педро напал на Арагон и с моря, и с суши и вел войну на вражеской территории. Он вышел победителем из большинства боев и захватил в Арагоне много городов и земель, но война затянулась на пять лет, и, наконец, в мае 1361 г. Педро заключил в Террере мирный договор, по которому он возвратил Арагону все захваченные города и земли.
Что привело Педро к заключению мира, по которому он терял все, что приобрел за пять лет ожесточенного конфликта? Был выдвинут ряд теорий[323], но ни одна из них не выглядит убедительной. Ответ можно найти в сочетании трех факторов (финансовый, политический и военный) и трех личностей (Самуэль га-Леви, граф Энрике и Хуан Фернандес де Энестроса), чьи несчастья, неудачи и достижения в то время повлияли на решение Педро. Хуан Фернандес де Энестроса был дядей Марии де Падильи, возлюбленной Педро еще с юности и позже его признанной законной жены. Будучи, несомненно, самым доверенным советником короля, он был Главным канцлером Тайной Печати (Sello de Poridad) и одним из главных военачальников Кастилии. Сурита говорит, что «король Арагона люто ненавидел его, так как обвинял его больше, чем кого бы то ни было, во влиянии на Педро в его упорной позиции против Арагона с тем, чтобы он продолжал войну»[324]. Однако в сентябре 1359 г. Энестроса погиб в бою под Аравианой, и, таким образом, воинственная партия Кастилии потеряла одного из своих самых страстных сторонников. Возможно, что без влияния Энестросы сторонники мира смогли бы склонить Педро к тому, чтобы внимательнее прислушиваться к их советам.
310
Cm. Eusebio Ramirez, «Perdón a Cuenca por haber seguido a doña Blanca de Borbón» //
316
P. Е. Russell,