Вслед за смертью дона Самуэля Яньес, его преемник, должен был обложить население новыми налогами и постепенно начать взимать их, а Педро приостановил отступление своих гарнизонов из большинства, если не из всех, захваченных городов. Может быть, создавшееся положение и привело бы Педро к менее унизительному миру, и часть захваченных территорий Арагона осталась бы в его руках, однако, если и была перспектива такого мира, она оказалась, в конце концов, химерой. То, что разрушило эту возможность, было вмешательство Энрике, непримиримого врага Педро.
Вскоре после заключения мира в Террере граф Энрике отбыл во Францию с новым набором аргументов, которыми он надеялся убедить Карла V оказать поддержку в его неистребимом желании сокрушить Педро и завладеть Кастилией. На этот раз он собирался сказать Карлу, что войной будет руководить он сам, а не арагонский король, который не был достаточно решительным в своих военных шагах и слишком зависел от ассигнования его кортесов. Он, безусловно, собирался отметить полное истощение казны Педро, на что указывают и условия мирного договора с Арагоном, и разрыв Педро с его казначеем доном Самуэлем. Вдобавок, он мог акцентировать внимание Карла V на отвращении, испытываемом народом к правлению Педро и его войне, и заверить французского короля в том, что одного мощного удара хватит, чтобы сбросить ненавистного монарха и установить свою власть над Кастилией. Все, что он просит от Франции, — разрешить ему воспользоваться услугами группы наемников, находящихся на французской службе. Эти люди известны своим военным искусством не меньше, чем привычными для них зверствами по отношению к гражданскому населению, с которым им приходилось сталкиваться. Энрике намеревался заверить их лидера, одного из лучших вояк Европы по имени Бертран Дюгеклен, в щедром вознаграждении за их услуги[348].
Переговоры с Карлом и Дюгекленом закончились удачно. Франция, увязшая в бесконечной войне с Англией, хотела отодвинуть со своей южной границы Кастилию, союзницу Англии с 1362 г. Но необходимо было обойти серьезное препятствие: чтобы достичь Кастилии, пресловутые наемники должны пройти через Арагон, а Педро IV наверняка не будет рад позволить этой дикой орде налететь на его страну. Энрике отправился в Арагон и убедил Педро IV открыть узкий коридор для прохода наемников, посулив ему за это огромное вознаграждение: он пообещал, что, став королем, он передаст во власть Арагону около шестой части Кастилии[349].
Педро узнал об этих переговорах между графом и королем и о намерении последнего принять план Энрике. Прошел почти год со дня смерти дона Самуэля, и за это время Педро удалось собрать денег на новую армию. Теперь перед ним были открыты два пути, и он выбрал тот, который больше отвечал его гордости, амбициям и воинственной натуре. Вместо того чтобы отозвать своих солдат из Арагона, как его обязывал Террерский мирный договор[350], и объединить их с новыми рекрутами в войско, способное противостоять готовящемуся вторжению, он решил обрушить молниеносную атаку на Арагон, направленную на его столицу Сарагосу и предназначенную для захвата контроля над югом страны, где он сможет блокировать французов. Это было ошибкой с любой точки зрения. Если бы он принял другое решение, он мог бы лишить Педро IV поддержки населения, которое, как и кастильцы, устало от войны и страстно жаждало мира. Неожиданная атака Педро дала королю Арагона неопровержимый довод вновь сплотить вокруг себя свой народ.
Педро начал кампанию с атаки на Калатаюд, который после долгой осады сдался[351] и тем самым открыл ему дорогу на Сарагосу с юга. Однако Педро предпочел сначала взять Тарасону и таким образом угрожать Сарагосе с северо-запада[352]. Дорога на столицу казалась открытой, но Педро воздержался от осады Сарагосы и вместо этого повернул свои главные силы на юг, захватывая один за другим города по пути к Валенсии, и, дойдя до нее, взял в осаду[353].
Было предложено несколько теорий, объясняющих, почему Педро отступил от Сарагосы и избрал Валенсию главным театром войны. Истинная причина была, пожалуй, найдена Балагером, который указал на то, что каталонцы были охвачены патриотическим пылом и послали в Сарагосу крупные силы добровольцев[354]. Педро наверняка сообразил, что при таких обстоятельствах он увязнет в длительной осаде, которая не даст ему никаких конкретных достижений, а он нуждался в быстрой решающей победе, чтобы поддержать на необходимом уровне военные усилия своих соотечественников. Поэтому он двинул свои армии на юг, надеясь добиться такой победы. Однако здесь его ждал неприятный сюрприз. Каталонцы послали Валенсии сильный флот, который укрепил её защиту и дух сопротивления[355]. Как следствие, Педро не видел смысла в долгой и трудной осаде Валенсии и отступил и оттуда. Вскоре он увидел, что его силы истощены не только в финансовом, но и в военном плане. На его счету не оказалось ни решающей победы, ни концентрированной силы за ним.
Однако и силы короля Арагона тоже истощились, и на этот раз он был готов подписать мир, который оставил бы Педро многие из его завоеваний. С этим миром Педро мог бы жить в согласии: он вывел бы короля из затруднительного положения. Но из этого ничего не вышло. Уполномоченные Каталонии, сочтя этот договор слишком унизительным для Арагона, отвергли его, и, соответственно, он был аннулирован. Педро застрял в войне, которую не мог ни выиграть, ни продолжить.
В этот момент Энрике де Трастамара вместе со своими французскими наемниками ворвался в Кастилию с севера. Поскольку он не встретил там сопротивления, момент вторжения был выбран как нельзя лучше. Энрике наверняка правильно оценил истощение сил и беспомощность своего противника. Достигнув Калаорры, вблизи границы, он провозгласил себя королем Кастилии и вскоре, 29 мая, устроил свою коронацию в Бургосе. По пути в этот город наемники Энрике напали на еврейскую общину в Бривиеске, вырезав все её двести семей до последнего человека. Так как никто не потрудился похоронить убитых, «их тела, — как написал современный автор, — послужили пищей птицам и диким животным»[356]. Трудно усомниться в том, что это массовое убийство было, как и предыдущие — Алькана, Нахера и Миранда, — осуществлено по приказу Энрике или хотя бы с его согласия, так как антисемитские лозунги были по-прежнему лозунгами его кампании против Педро. Они присутствовали даже в официальном приглашении на его коронацию, в котором он обвинил Педро в «порабощении» «всей земли» «возвышением мавров и евреев до положения их хозяев» и «сокрушением католической веры»[357]. В полном согласии со своей антисемитской политикой он обложил общину Бургоса штрафом в миллион мараведи, что намного превышало возможности общины[358]. Вскоре после этого он объявил, что все христиане освобождены от обязанности платить свои долги евреям[359]. Ничего лучшего нельзя было придумать, чтобы поощрить христиан таких городов, как Авила и Сеговия, атаковать худерию и ограбить местных жителей, отняв у них документы, свидетельствующие о долгах христиан евреям[360].
Педро поспешил в Толедо, надеясь получить там военную помощь, но Энрике погнался за ним и заставил его отступить к Севилье. Придя в Толедо, граф, провозглашенный королем, повторил акт грабежа общины, произведенный против евреев Бургоса. И толедским евреям тоже было приказано выплатить ему в течение двух недель один миллион мараведи — сумму, которой, как и в случае Бургоса, у общины не было. Как следствие этого, многие из евреев оказались без всяких средств и были обречены на рабство[361].
348
О вознаграждении, данном Энрике Дюгеклену, см.
358
В Ayala, см. Указ. соч., 1366 г., гл. 7, стр. 541а; сравн. Т. López Mata, «Morena у Juderia», т.ж., стр. 335; F. Camera, см. Указ. соч., стр. 18; т.ж.,
361
См. Ayala, см. Указ. соч., 1366 г., гл. 8, стр. 542а; сравн. Graetz,