В понедельник 7 августа состоялось в обычном месте расширенное совещание совета. Кроме советников, на нем присутствовали многие аристократы, кабальеро, escuderos (оруженосцы), врачи, уважаемые граждане, торговцы и владельцы контор. Все они единогласно решили, что кастильцы, в особенности те десять, что приняли участие в нападениях на худерии Севильи и Барселоны, должны быть повешены. Но когда наместник Барселоны, Гильермо де Сан Клименте, захотел выполнить приговор совета, организуя для преступников возможность исповедаться перед тем, как подняться на эшафот, плебеи взбунтовались. Вооруженные арбалетами и другим оружием, они с поднятыми знаменами и с криками «Да здравствует народ и король!» набросились на королевских служащих, сбили с ног наместника, советников и дворян. Их натиск был таким яростным, что почтенный Хайме Солер, гражданин Барселоны, праведный и богобоязненный человек, пал, пронзенный стрелой арбалета, а многие другие были ранены. Затем плебеи пробили себе дорогу в темницу и освободили бандитов, и кастильских, и каталонских, справившись с губернатором и другими королевскими служащими, сторожившими заключенных. Только один заключенный, Педро Вилардель, обвиненный в убийстве, не использовал возможность бежать и отказался покинуть тюрьму, не получив на это разрешение от законных властей. Он был гражданином Барселоны[450].
Сделав это, несколько «маленьких людей» взломали с помощью серпов ворота городских стен, несколько человек влезло на колокольни церквей и оттуда стали призывать крестьян к оружию криками о том, что «жирные» (т. е. богатые) грабят «маленьких» (т. е. бедных). Размахивая факелами, бунтовщики, похоже, жаждали поджечь дома бюргеров. И они осуществили бы свое намерение, если не были бы остановлены «милостью и состраданием Божьим»[451].
Упоминание «милости и сострадания» в этот критический момент отчета поднимает вопрос о том, как же была отведена угроза бюргерам. Наше любопытство, однако, удовлетворяется другим источником (отчет Маскаро). Согласно ему «один из жителей, которому угрожали» (Мосен Понс де ла Сала), понял, как «обратиться к бунтовщиками и убедить их выплеснуть свой гнев на евреев, а не на христиан»[452]. Судя по нашему источнику, это случилось 8-го августа. «После полудня в тот день, — сказано там, — взбунтовавшиеся люди окружили Новый Замок и атаковали его стрелами, камнями и всем, что можно бросать. Королевский штандарт, развевавшийся над замком, не помог его защитникам. Бой длился до глубокой ночи, большинство евреев покинули замок и спрятались в разных домах христиан»[453].
«Большинство евреев», о которых говорит документ, представляло собой большинство от тех, кто остался евреем после того, как остальные крестились. Из отчета Маскаро мы видим, что осажденные, «побежденные стрелами, а еще больше — голодом и жаждой», выразили в тот день, 8 августа, желание креститься, в то время как некоторые, в особенности женщины, предпочли смерть крещению. Большинство, однако, реализовало свое желание. Для этой цели «процессия людей двинулась от кафедрального собора к замку, где крест стоял все послеобеденное время»[454].
Далее говорится, что евреи, крестившиеся 8 августа, составляли большинство общины, в то время как значительная часть остальных нашла убежище в домах христианской знати. Были и те, кто не захотели или не смогли укрыться там. Они остались в замке лишь для того, чтобы узнать, что должны покинуть его на следующий день. Перед лицом угроз толпы, осадившей замок, и опасаясь того, что он не сможет сопротивляться, губернатор велел евреям уйти. Таким образом, они вернулись в худерию, но на этот раз бездомными и беззащитными. «Те, кто отказались креститься, были немедленно зарезаны, и их трупы, валявшиеся на улицах и площадях, представляли собой жуткое зрелище»[455]. Число жертв этого и последующего дня составило более трехсот человек, 10-е августа было последним из шести дней, в течение которых было совершено это омерзительное насилие над еврейской общиной Барселоны, самой большой общиной Арагона.
У этой истории многозначительная развязка. На следующую ночь после крещения евреев «крестьяне ворвались в помещение судебного пристава и превратили в пепел все бумаги архивов собственности, до которых могли добраться». А на следующий день они заставили наместника выдать им документ, официально «свидетельствующий об отмене их долгов»[456]. Вместе с сожжением нотариальных контор эти события позволяют мельком взглянуть на социальную подоплеку и экономический катализатор бунтов. Как и во всех предыдущих погромах в Средние века, злейшими врагами евреев в 1391 г. были угнетенные слои, бедные, неимущие, кто занимал у них деньги на свои насущные нужды и не мог или не хотел вернуть долги. Это они стали солдатами агитаторов-антисемитов, особенно тех, кто подталкивал их грабить, унижать и, главное, изгонять евреев. Высшие классы, настоящие конкуренты евреев, которые стремились ограничивать их права в городах, противились, как мы видим, насилию как средству решения вопроса. И хотя некоторые из них радовались действиям толпы как посланному с неба ответу на их тайные молитвы, они были достаточно осторожны, чтобы скрывать свою радость под покровом фальшивого сожаления или недовольства. Были, однако, и бюргеры, которые искренне сокрушались над ужасной судьбой, постигшей евреев, и другие, предоставившие евреям убежище и защиту, иногда взяв на себя немалый риск. Если бы не было таких бюргеров в Испании, только совсем немногие из тех, кто не крестился, уцелел бы в 1391 г.
Эти отчеты о погроме в Барселоне, основанные на авторитетных христианских источниках, представляют собой самый полный имеющийся в нашем распоряжении рассказ о кровавых беспорядках в испанских городах. Из них становится очевидным, что авангард погромщиков включал в себя группу из примерно пятидесяти кастильцев, которые участвовали в погроме в Севилье и пришли в Барселону через Валенсию, где они тоже приняли участие в погроме. Здесь, в Барселоне, как и везде, они действовали по одной и той же схеме: нападения, убийства и ограбления всех евреев, которые отказывались креститься. И здесь, как и везде, они не побоялись применить силу против властей, когда те пытались вмешаться. Уничтожение городских архивов, так же как и настоятельные требования «маленьких людей» о ликвидации их долгов евреям, указывают, помимо самих грабежей, на экономические побуждения к агрессии. В то же время действия городских патрициев показывают, что большинство из них были бы рады наказать преступников, но они не смели бросить вызов погромным толпам. Так, они приговорили к смерти только десять из пятидесяти кастильцев, сообщников местных погромщиков, но скоро убедились, что народ не потерпит никаких действий против своих кастильских друзей. Антисемитский взрыв был на грани вспышки против бюргеров, и ограбление евреев легко могло перекинуться на христианскую элиту. Бюргерам, помимо морального мужества и, возможно, военных ресурсов, более всего не хватало сильных лидеров, для которых долг и честь были бы тем, за что стоит сражаться. Наместник, безусловно, таким лидером не был. Когда он выставил евреев из замка на улицу, он, вероятно, купил мир и спокойствие себе и, возможно, своей семье и друзьям, но сделал это ценой сотен еврейских жизней. Этот акт был чрезвычайно далек от благородства, и Крескас, глава евреев Арагона, судил его, похоже, слишком снисходительно[457].
Хотя наши документальные сведения о погромах в Кастилии скудны, да и те, что касаются Арагона, недостаточно полны, все же все эти сведения, собранные вместе, дают возможность сделать некоторые выводы о природе, причинах и целях этих мятежей.
457
См. Письмо Крескаса евреям Авиньона о событиях 1391 г.,