А вопрос и в начале XX в. состоял в том, как совместить политический переворот – уничтожение абсолютизма – с социальным (не социалистическим, но социальным), т.е. «дополнить демократическим, революционным пересмотром пресловутой „крестьянской реформы“»[34]. Критики искровского проекта аграрной программы упрекали Ленина в утопической попытке задним числом «переосвободить крестьян». Они упрекали его также в «сентиментальности», в том, что он поступается объективностью во имя сострадания к судьбе неумолимо вытесняемого капитализмом мелкого производителя. Правда, критики соглашались с тем, что крупное отработочное хозяйство – зло, но, говорили они, взывая к авторитету Маркса и самого автора «Развития капитализма в России», это хозяйство уступает и уступит место крупной капиталистической экономии. Да и дело ли партии рабочего класса вносить свои поправки в ход капиталистического развития, естественным образом идущий в том направлении, которое отвечает революционным интересам пролетариата? Можно ли интересы будущего приносить в жертву интересам настоящего? «Нам нужна не крестьянская земля, а крестьянская борьба», – красочно выразил позднее эти сомнения и возражения один из делегатов-меньшевиков на IV съезде РСДРП[35]. Но эти вопросы возникали и тогда, когда социал-демократы в своих конкретных требованиях не шли дальше возвращения отрезков. Уже тогда было видно, что разногласия, вызванные разным пониманием аграрного вопроса, им не покрываются.
Споры кануна II съезда уводили в глубины мировоззрения. Поэтому, отвечая критикам, Ленин не ограничивался указанием на важнейший экономический факт: отработочное хозяйство уступает место крупному капиталистическому не всегда непосредственно, а сплошь и рядом создавая слой полузависимых, полубатраков, полусобственников. Он выделял и другую сторону этого же вопроса – возможность замены одного способа вытеснения старого другим: метода постепенного и незаметного превращения крепостнической зависимости в буржуазную методом открытого революционного превращения. Да, «патриархальное крестьянство, живущее трудами рук своих при системе натурального хозяйства, осуждено на исчезновение, но вовсе не „обязательно“, не „имманентным“ законом общественно-экономической эволюции осуждено на пытки „выколачивания податей“ и розги, на муки затяжного, ужасающего своей длительностью вымирания голодною смертью»[36].
Есть еще другая форма эволюции. У нее тоже есть материальная основа – всюду, где сталкиваются интересы крепостника-латифундиста и крестьянина (пример районов России, где эти интересы не сталкивались прямо, как Новороссия или Сибирь, служил Ленину лишь иллюстрацией – подтверждением главной мысли). Но материальная основа здесь иного порядка. Ее объективность может выявить и утвердить себя лишь в революционном действии, которое обретает благодаря этому новое качество: конфликта и борьбы двух возможностей. Если же учесть, что первая из них – «прусская», помещичье-реформистская, имела перевес, явное преимущество экономической, а частью и политической силы, то реализация второй – «американской» – возможна была лишь как изменение «слепого» хода развития действиями передового класса, народных масс, иначе говоря, как выбор пути, как революционное творчество, призыв к которому звучал только в этом случае не как риторика, заимствованная из «чужого» репертуара.