Самая серьезная теоретическая трудность, которую несет с собой идея исторической синхронии, – это соотношение статики и динамики. Если брать то или иное синхронное состояние человечества, то оно не только абстрагируется от предшествующей диахронии, т.е. от перемен, приведших к данной «шахматной позиции», но и должно мыслиться как статическое. Все, вплоть до деталей в состоянии какой-либо части, находится в корреляции с состоянием целого. Следовательно, всякое изменение выравнивается обратным воздействием со стороны этой цельной системы. На практике это выглядит как флюктуация, т.е. как компенсация изменений обратными, противоположно направленными. Иначе говоря, история должна была бы выглядеть как подвижное равновесие, в котором амплитуда возможных колебаний весьма ограниченна. В действительности же картина мира не фиксирована намертво и ее изменения – не зыбь на поверхности, т.е. не изменения, которые постоянно где-то и чем-то компенсируются на прежнем уровне. Решение проблемы состоит в признании, что в жизни любой части эйкумены среди колебательных обратимых или компенсируемых изменений накапливаются (а иногда взрываются, например, в виде революций) необратимые изменения. Вот они-то и требуют цепной реакции во всей мировой картине – иногда медленной, иногда быстрой. Необратимое изменение в любой точке эйкумены требует каких-то внутренних изменений в других ее точках, может быть, в отдаленных странах. Мировая взаимосвязь сковывает размах многих возможных внутренних изменений в каждой отдельной стране. Но необратимые сдвиги в каждой отдельной стране все же сильнее этих оков и заставляют историю как целое двигаться вперед.
После всего сказанного может показаться разочаровывающим, если я скажу, что начать надо с опытов в области политической мировой истории, в первую очередь с того, что традиционно называется историей международных отношений. Этот вид всемирно-исторических связей долгие столетия был цепным, т.е. отдельные участники ведали лишь о ближайших концентрах и подчас даже не подозревали об удаленных звеньях системы. И в то же время цельность, глубокую взаимосвязь системы нагляднее всего можно наблюдать и показать в плане войны и мира между народами. Поэтому после сказанного выше следовало бы перейти к вопросам методологии истории международных отношений.
Остается добавить, что все-таки эта история международных отношений будет и обратной обычной: мы будем не склеивать, а разрывать некое целое и исследовать степень его прочности на разрыв, выяснять его сопротивление разрыву. Таким образом, логический акцент будет иной, чем обычно в истории международных отношений. Однако это уже выходит за рамки доклада[576].
Из выступлений при обсуждении доклада Б.Ф. Поршнева
Доклад Б.Ф. Поршнева следует, на мой взгляд, рассматривать в свете огромной проблемы – становления «всемирной истории» как науки об истории человечества. Остается фактом, что большинство трудов по всемирной истории являлось и является в большей или меньшей степени суммой историй отдельных народов, стран, «цивилизаций», но меньше всего воссозданием единого органичного целого, каковым, при всем его многообразии, было и остается земное человечество. Этот подход разительным образом контрастирует с философским подходом к истории человечества как к чему-то абстрактному, наднациональному, обезличенному. Таким образом, налицо – две крайности, два односторонних и упрощенных подхода к чрезвычайно сложной проблеме. Возникает проблема интеграции обоих этих подходов (назовем их условно «историческим» и «философским») на более высоком уровне, при котором могла бы быть выявлена и описана взаимозависимость между элементами, относящимися к истории человечества в целом, и элементами истории отдельных стран и народов, оказывающихся в те или иные эпохи «на переднем крае» исторического прогресса. Доклад Б.Ф. Поршнева представляет собой одну из конструктивных попыток, предпринятых в направлении решения данной проблемы.
Правда, не вполне ясны выдвигаемые автором принципы синхронизации исторических явлений, признаваемых им важнейшими. В современной, особенно западной, литературе принято прибегать к аналогии, к прямому сопоставлению таких различных по своим масштабам и качеству явлений, как, например, начало применения огня, промышленная революция XVIII в. и современная научно-техническая революция, или, скажем, сопоставление «цивилизации» инков с европейской «цивилизацией». Бесспорно, такие параллели весьма эффектны и имеют под собой определенные основания. Но вместе с тем они ведут и к чрезмерному упрощению общей схемы всемирно-исторического развития.
576
Продолжение написано в форме полемики с Раймоном Ароном для VI Международного социологического конгресса; напечатано в сб.: «От Аляски до Огненной Земли». М., 1967.