«Общественный заказ» на научное знание крайне незначителен. В обществе, которое сдвигается от индустриальной культуры к структуре, характерной для третьего мира, прежде всего востребованы мифы. Понятно, что мифы более, чем наука, приспособлены для восприятия населением. Но пренебрежение научным знанием со стороны правящей элиты может представлять для нее непосредственную опасность. Пока ситуация в мире относительно стабильна, а цены на нефть высоки, речь идет прежде всего об угрозе оказаться в смешном положении. Но это — лишь первые звонки более серьезных угроз, которые станут актуальны, когда на повестку дня встанут более масштабные вызовы.
В качестве примера приведу эпизод информационной борьбы на «Прибалтийском фронте» во время празднования юбилея 9 мая. Серьезным прецедентом отсутствия экспертно–научного обеспечения политической элиты стало выступление Владимира Путина на пресс–конференции 10 мая 2005 года, посвященной празднику и обстоятельствам прошедшей войны. На вопрос эстонской журналистки о том, не следует ли России принести извинения за оккупацию Балтии, Путин ответил:
«[Насчет оккупации]. Возьмите, пожалуйста, постановление Съезда народных депутатов 1989 года, где черным по белому написано: Съезд народных депутатов осуждает пакт Молотова–Риббентропа и считает его юридически несостоятельным. Он не отражал мнение советского народа, а являлся личным делом Сталина и Гитлера.
Что еще можно сказать более точно и ясно по этому вопросу? [┘]
Значит, если в 39–м году прибалтийские страны вошли в состав Советского Союза, то в 45–м Советский Союз не мог их оккупировать, потому что они были его частью. Я хоть и не очень хорошо, может быть, учился в университете (потому что пива много пил в свободное время), но все–таки кое–что еще помню из этого у нас были хорошие преподаватели»[1].
Кому адресовано это высказывание? Разумеется, избирателю. Тому избирателю, который не мудрствует лукаво, пьет пиво и любит Родину (соответственно, не любит, когда к ней пристают с унизительными требованиями). На внутреннем политическом рынке эта риторика действует хорошо. На внешнем она неконкурентоспособна, так как прибалтийская сторона легко может установить, что Съезд народных депутатов в 1989 года осуждал не Пакт Молотова–Риббентропа, а только секретные протоколы к нему и что Прибалтика вошла в состав СССР не в 1939 году, а в 1940 году. Такие оговорки могут иметь политические последствия, облегчая задачи латвийской дипломатии в противоборстве с Россией. Было бы полбеды, если бы речь шла о внутриполитическом событии, где манипулирование массовым мифологизированным сознанием давно стало приметой времени. Но речь ведь шла и об «экспортной продукции», о воздействии на мировое общественное мнение. Причем в условиях, когда Россия несопоставима по силе с СССР, ее представители оказываются в смешном положении, используя «на экспорт» тот же язык, которым говорят с «населением».
Я не ставлю задачи критиковать президента — при нынешних избирательных технологиях мой голос не имеет никакого значения. Но Владимир Путин уже стал символом периода в истории нашей страны, политического стиля. Соответственно, его важные «оговорки» — это симптомы более важных и глубоких процессов.
Исторический эпизод, связанный с официальными празднованиями в 2004 году, и полемика по поводу методов исследования революции 1905–1907 годов — штрихи к более общей картине положения науки в современном обществе (да простят мне читатели новое обращение к макротеории).
В системе модерна научно–экспертное сообщество играет важную роль, одну из ключевых. Во многих политически и экономически ангажированных спорах наука, в том числе ее интерпретация исторического опыта, была последним аргументом. Отсюда — стремление политических сил и государств контролировать науку, государственная идеологизация исторического знания. Но в то же время научное сообщество замыкается на политические элиты, обеспечивая его закрытым экспертированием, и на структуры просвещения, обеспечивая соответствие трансляции знания нормам, согласованным в сфере науки.