Несмотря на то, что об Ульпии и Луции нам больше ничего не известно, очевидно, что нам, современным людям, многие аспекты их брака и отношений показались бы недопустимыми. Более того, учитывая огромное количество всего того, что в ту эпоху могло привести к кончине человека, смертью в тридцать лет удивлять было особо некого. И все же, если вы читаете эти строки и не чувствуете нежность, грусть и истину, то, вероятно, у вас каменное сердце. Глубокая человечность – вот что меня всегда очаровывало в этой надписи. Двадцать веков спустя, живя в совершенно другом мире, мы без труда понимаем и чувствуем драму этой римской пары, которая ступала по той же земле, что и мы с вами. Наша жизнь не имеет ничего общего с их жизнью, но на нас снисходит озарение: это история о смерти любимого человека, и больше в ней нечего понимать. Такое случается сейчас, случалось тогда и будет случаться всегда.
Из-за самовлюбленности живых и нашей врожденной потребности искать во всем смысл история часто предстает перед нами как череда Великих Имен и Великих Событий, необходимых и неизбежных. Она представляет собой впадающее в наше настоящее линейное повествование, в котором все происходит так, как происходит, потому что по-другому невозможно. Но правда в том, что если бы мы не оказались здесь, то с легкостью могли бы оказаться в каком-то другом месте. И в том, что, к примеру, история Римской империи может быть как историей Юлия Цезаря, так и историей Ульпии Марцианы и миллионов других Ульпий, что в ней проживали. И даже если мы говорим о Великих Именах, история того же Цезаря может быть просто набором дат и событий, а может пролить свет на другие детали. Какая информация важнее для понимания Цезаря как личности: тот факт, что он в таком-то году стал консулом, или то, как, по словам Гая Светония, он выщипывал волосы, любил красиво одеваться и не выносил, когда другие смеялись над его залысинами? Однажды, во время одной из диких попоек, друзья Александра Македонского довели его до такой степени, что он сжег Персеполь, и именно эта история, а не многочисленные описания сражений, лучше всего раскрывает его как человека, пусть и по одной простой причине: в конечном счете не боевые действия закончились сожжением самого прекрасного города на земле. Но, как говорится, у кого в жизни не было трудных ночей?
Монтень, который в ходе своих размышлений часто обращался к древней истории, писал, что в жизни знаменитых людей его больше всего интересовало «то, что происходит от духа». Он утверждал, что именно в этих историях находил «картину человека», «истину и многообразие внутренних состояний человеческой личности». Такой взгляд на прошлое имеет несколько преимуществ. Во-первых, прошлое становится более понятным, увлекательным, населенным людьми такими же реальными, как и все те, кто дышит этим воздухом сегодня, людьми смелыми и трусливыми, добрыми и несчастными, великодушными и мелочными, а чаще всего, конечно же, теми, в ком эти качества переплетаются. Хоть эти люди и обитают совершенно в другой эпохе, в них мы узнаем все то, что делает нас такими, какие мы есть: это страсть, тщеславие, побуждения, жажда мести, любовь и дружба, собственная идентичность и место в мире, борьба за принадлежность, стремление выходить за рамки дозволенного и расколоть небо или же все с точностью до наоборот. А также сталкиваемся с волей случая, которая управляет происходящим гораздо чаще, чем мы готовы признать.
К сожалению, научиться чему-то можно лишь на собственных ошибках, а значит, история – это учительница, чьи уроки, если они вообще существуют, все пропускают мимо ушей. Но такой взгляд в прошлое тоже имеет свои плюсы: ореол святости исчезает, а мы избавляемся от невыносимого груза сакральных историй. Более того, прошлое становится увлекательнее. Таким образом, те, кто заглянет на эти страницы, увидят, что они населены именами большими и маленькими, моментами решающими и незначительными, историями яркими, забытыми, несчастливыми и абсурдными, в каком-то смысле необыкновенными и очень человечными. Также они увидят, что их основная, хотя и скромная цель заключается в попытке продолжать то, что Монтень любил находить в книгах: объединить обучение с развлечением и сделать это в форме чтения, которое может быть фрагментарным и не требовать «большого усилия»: за пятьсот лет до появления интернета бедняга признался, что читать по-другому он был просто «неспособен». Что уж говорить о нас самих.
И, наконец, желание. Те, кто заглянет на эти страницы, среди прочего найдут, а как же иначе, множество страшных историй: «Есть две вещи, которые текут и возвращаются, и благодаря движению, подобно водам рек, сохраняют свежесть и вечность: это кровь и золото», – писал Ферлосио[8]. И все же, если какой-то дух и будет ходить по этим водам, то пусть это будет дух Виславы Шимборской[9] с ее ясным, точным и глубоко человечным словом: «Реальность требует, чтобы и это было сказано: жизнь продолжается»[10]. В начинающемся с этих слов стихотворении Шимборская, которая, подобно миллионам других людей, испытала на себе последствия двух тоталитарных режимов своего века, задает вопрос: «Может, и нет иных мест, кроме полей битвы?» – но тут же говорит самой себе, говорит нам, что и в Каннах и в Бородино, в Вердене и Перл-Харборе, на Косовом поле и у мыса Акций жизнь продолжается, туда долетают письма, там танцуют парочки, ездят фургоны, а дети едят мороженое: «Где Хиросима, там опять Хиросима и производство товаров повседневного потребления. Этот ужасный мир – не без обаяния, не без рассветов, на которых хорошо просыпаться». Она задается вопросом: «Какая отсюда мораль?». И сама же дает на него ответ: «Наверное, никакой». Но в конце приходит к выводу, что «на трагических перевалах ветер срывает шляпы с голов, и никак не помочь – нас смешит эта картина».