Мы довольно подробно рассказали ему обо всем этом и добились от него охранных грамот для католических священников, купцов, и в первую очередь для послов и нунциев апостольского престола, так что, вероятно, впоследствии тем, кто будет приезжать в Московию, не нужно будет просить новых грамот для въезда и выезда. Об этом в свое время папа Климент VII пытался договориться с отцом нынешнего государя Василием, но не довел этого дела до конца[93]. Нынешний государь обещал предоставить право проезда через свои владения и проводников тем, кого святейший отец распорядится послать в Азию, если когда-нибудь решит продвинуть туда через эти области дело религии.
Что же касается богослужения и исполнения церковных обрядов, то все это делается на славянском или, скорее, на русском языке, а он почти таков, как язык, принятый у русских подданных польского короля. Все книги они сами переписывают, но не печатают, исключая то, что печатается на станке для самого князя в городке, который называется Александровской слободой, где у государя есть типография. Этот городок находится от Москвы на расстоянии 90 итальянских миль, которые московиты называют «вёрстами». Впрочем, названия тех книг, которые они сами обыкновенно читают и которые более сведущие монахи даже переводят, насколько мы смогли узнать их за это время, будут даны в приложении к этому рассказу вместе с их календарем, из которого можно узнать, когда они почитают памятные дни святых, а также тех, святость которых еще не признана греками и латинянами.
А то, что написал в своих «Записках о Московии» Джовио[94], именно, что среди этого народа распространены сочинения четырех ученых латинской церкви и других отцов церкви, переведенные на русский язык (он думал, что последний сходен со славянским), этого еще не удалось пока узнать, хотя я тщательно об этом расспрашивал. Довольно вероятно, что даже их имена, кроме имени св. Амвросия, не дошли сюда, так как не записаны в их календарь, в котором есть упоминание о некоторых римских первосвященниках: Сильвестре, Григории Великом и других. О них, по-видимому, до сих пор не слыхали даже те из великокняжеского двора, которые обычно составляют окружение государя.
Они не знают славянского[95] языка, хотя он настолько близок к польскому и русскому, что тот священник[96], славянин по национальности, которого я послал в Москву, уже очень скоро стал многое понимать из московитского языка, хотя, напротив, московиты, с большим трудом, по-видимому, понимали по-славянски. Таким образом, раз они знают только русский язык, а греческий язык им недоступен, то нет никакой пользы от свода Флорентинского собора[97], изданного на греческом языке, который я передал в крепости Старице на реке Волге от имени вашего святейшества этому государю в присутствии многочисленного собрания приближенных. Там нет никого, кто понимал бы этот язык, если не считать того, о чем нам сообщили: в прошлом году из Византии прибыли некие греки, которые, по поручению государя, учат какого-то московита, чтобы тот взял на себя труд переводчика на этот язык. Но я думаю, что это скорее тот испорченный язык, на котором говорят нынешние греки, а не древний или тот, на котором отцы церкви писали книги и своды. Поэтому даже сама булла, или так называемый диплом, о единении, составленная Евгением IV[98] и переданная нам в оригинале светлейшим кардиналом Сан-Северино, не могла быть полезна, хотя она была написана по-латыни, по-гречески и по-русски.
Ведь переводчик этого «Диплома» на славянский язык не знал особенностей русского языка, но составил какую-то смесь из боснийского и хорватского языков. Это заметили те, кого я привез с собой из русских земель, находящихся под властью польского короля, и из Австрии. Они же позаботились, чтобы и самый «Диплом», и символ веры, изданный Пием IV, были переведены на современный русский язык. Я намереваюсь показать всё это в королевском лагере, куда тороплюсь, более сведущим людям и как можно скорее издать в Вильне.
93
Имеются в виду переговоры Василия III в 1526 г. о перемирии с королем Сигизмундом I, в которых принимал участие Герберштейн — посол австрийского эрцгерцога Фердинанда, автор известного сочинения о России. На переговоры был приглашен и папский прелат Джан Франческо ди Потенца (епископ Скаренский — «Иван Френчюшко», как именуется он в Посольской книге 1525—1526 гг.). Посольская книга 1525—1526 гг. не дошла до нас, но в документах о приезде Поссевино сохранились выписки из нее, сделанные Андреем Щелкаловым по приказу царя в связи с приездом иезуита. — Описи царского архива.., с. 24; Пирлинг П. Россия и папский престол. М., 1912, т. I, с. 316—332.
94
Паоло Джовио (Павел Иовий Новокомский), известный итальянский историк (умер в 1558 г.), автор многочисленных сочинений: «История своего времени», «Похвала знаменитым мужам» и др. Ему же принадлежит сочинение «О московском посольстве», составленное по сведениям, полученным от русского посланника Дмитрия Герасимова, находившегося в Риме в 1526 г. (См.: Рыбаков Б. А. Русские карты Московии XV— начала XVI в. М., 1974, с. 8). Перевод этого сочинения см. в кн.: Герберштейн С. Записки.., с. 252—275; прим. 18 к II книге «Московии».
95
Термином «славянский язык» Поссевино обозначает язык южнославянских областей Балканского полуострова. «Славянином» он называет Дреноцкого, уроженца Загреба.
96
Имеется в виду один из спутников Поссевино, Дреноцкий. Кроме него Поссевино сопровождали: иезуит Паоло Кампани (Павел Кампанский), схоластик Андрей Модестин, богемец по происхождению, и коадъютор миланец Микель Мориено.
97
Флорентинский собор (1439 г.) принял решение об объединении католической и православной церквей.
98
Буллу Евгения IV в переводе на русский язык см.: Лопарев X. М. Описание рукописей императорского общества любителей древней письменности. Спб., 1892.