Особое внимание Беды привлекали две темы: история его народа и история церкви. О присутствии первой из них в его творчестве до «Истории» мы можем судить лишь по косвенным признакам, зато вторая являлась для него главной. В рамках исторической концепции автора интерес для него представляло не «темное» языческое прошлое англов, а их включение в христианский универсум, в котором все народы движутся к единому Царству Божию. Именно поэтому он прежде всего проявлял интерес не к славным деяниям королей, а к «мирным подвигам» святых, особенно английских. После 721 г. по заказу монахов Линдисфарна он составил житие знаменитого подвижника Кутберта — к тому времени им уже был написан поэтический вариант этого жития. Следующий опыт отличался существенной новизной: около 726 г. была написана «История аббатов» или «Житие аббатов Уирмута и Ярроу», в котором впервые в рамках житийного жанра рассматривалась история отдельного монастыря (точнее, двух соседних и тесно связанных обителей) на протяжении пятидесяти лет. При этом акцент был сделан не на чудесах, а на ежедневных трудах во имя веры — том, в чем преуспел и сам Беда, хотя его имя в книге не упомянуто ни разу по скромности автора и сообразно обычаю того времени.
Следующим шагом на пути осмысления прошлого стала «История». Она пи-салась несколько лет и была закончена в 731 г., хотя отдельные дополнения, возможно, вносились автором и позже. Важно отметить, что многие видные представители английской церкви сознавали потребность в написании истории острова и оказывали Беде всяческую помощь. Прежде всего это был Альбин, аббат монастыря Петра и Павла в Кентербери, и лондонский священник Нотельм, впоследствии архиепископ Кентерберийский. Они лично или в письмах передавали автору сведения по истории церкви в разных областях Англии; кроме того, Нотельм отправился в Рим и привез из папского архива копии писем и других документов, имевших отношение к английской церкви. Среди информаторов Беды были также епископ Винчестера Даниэль, монахи Ластингемской обители и некий аббат Эси, не говоря уже о «множестве очевидцев» из его родной Нортумбрии. Скорее всего, он пользовался также данными монахов Линдисфарна, которые ранее предоставляли ему сведения для жития святого Кутберта. Возможно, с ним сотрудничал и аббат знаменитого островного монастыря Иона Адамнан, его союзник в борьбе за римскую Пасху.
Личные впечатления автора почти не отразились на страницах «Истории». Мы знаем, что Беда посещал Линдисфарн, Рипон и, возможно, Йорк, но вряд ли он хоть раз покидал пределы Нортумбрии. Вся его жизнь прошла в стенах монастыря, и он вполне осознавал недостаток своего житейского опыта. Так, в комментарии на Книгу Царств он писал о двух женах Саула: «Как может судить об этом тот, кто не был женат даже на одной?»[13]. Однако монастырь в то время представлял немалые возможности для познания различных сторон жизни, и Беда использовал их в полной мере. Из его сочинений вытекает знакомство со строительным и плотницким делом, кулинарией, ювелирным мастерством. Уже говорилось о его музыкальных способностях и о знании латинской и англосаксонской поэзии. Он всегда интересовался языками, о чем говорят многочисленные переводы имен и названий на страницах «Истории», и, возможно, знал кроме латыни еще ирландский и основы греческого. Его латинский язык почти безупречен по четкости грамматических конструкций и простоте лексики и выгодно отличается от искусственного стиля позднелатинской поэзии, перегруженного метафорами и сложными фразами. В своем языке, как и в стиле, он ориентировался на латынь поздней Империи (прежде всего на язык «Вульгаты» св. Иеронима) и в отличие от французских и немецких авторов последующего периода, да и более раннего времени, почти не употреблял варваризмов.
«Стиль — это человек», и по стилю «Истории» мы можем многое узнать о ее авторе. Он был трудолюбив, рассудителен, не чужд юмора, в чем-то критичен, а в чем-то легковерен и подвержен предрассудкам своего времени. Он превосходно строил повествование, но в разговорах на любимые темы — особенно о хронологии — порой увлекался и делался слишком многословным. Он был довольно терпим и объективен, однако всегда принимал сторону Римской церкви против любого проявления ереси. Выходец из простонародья, Беда неуютно чувствовал себя в королевских дворцах. Конечно, он пишет о войнах и интригах королей, но, в отличие от царедворца Григория Турского, не проявляет достаточного знания предмета и главное — интереса к нему. Куда больше его занимают подвижнические деяния Кутберта, видения простого монаха Пектельма, поэтический дар пастуха Кэдмона.
13