Следует отметить, что в то время как в тетрадях 1252 и 1253 гг., равно как и в тетрадях Севильских кортесов 1258 г., встречается термин «договоренности», в тетради Асторги, единственной сохранившейся от Севильских кортесов 1261 г., он не появляется ни разу.
Гонсалес Хименес сравнил положения, содержащиеся в тетради кортесов 1261 г., с договоренностями кортесов 1258 г. и 1252–1253 гг. Не менее 23 договоренностей из тетради 1258 г. и 13 из тетрадей 1252–1253 гг. перешли в тетрадь кортесов 1261 г., в которой некоторые из них обобщены[176]. При этом термин «договоренности» в протоколе 1261 г. не встречается. Чем можно объяснить это, на мой взгляд, умышленное отсутствие?
По наблюдению Гонсалеса Хименеса, в тетрадях кортесов 1258 г. использовалась косвенная речь, в противоположность прямой речи тетради 1261 г. В действительности, как я отмечал выше, специфика языка протокола 1258 г. зависела от содержания – договоренностей, которые были результатом сделки с королем, поэтому автором правовой нормы являлся не только король (единичный субъект), но монарх и представители королевства («считают правильным»). По этой же самой причине в некоторых договоренностях о короле говорится в третьем лице – «король повелевает» («manda el rey») как об ответственном за исполнение предварительно оговоренной и согласованной договоренности.
В любом случае, из текста преамбулы следует, как мы это уже видели, что была заключена сделка между королем и представителями консехо («И об этом [сделке, предварительно согласованной представителями королевств] мы договорились». То, что текст тетради составлен с использованием безличных конструкций, не противоречит ни пактовому характеру договоренностей, ни их статусу положений, принятых на кортесах 1261 г.
Не так просто обстоит дело с признанием в историографии Севильских кортесов 1264 г. В апреле 1264 г. Альфонсо Х выдал три жалованных грамоты эстремадурским консехо Пеньяфьеля, Авилы и Куэльяра, содержание которых было очень похожим. В «Хронике» упоминаются эти привилегии (названные там уложениями), хотя они и неверно датированы 1263 г. Также там указано, что они были составлены в рамках договора между королем и консехо Эстремадуры. Мартинес Марина назвал их «Эстремадурскими уложениями».
Бальестерос, следуя за «Хроникой», не сомневается, что «эти законы стали результатом заседания кортесов, на которых присутствовали прокурадоры консехо Эстремадуры»[177]. Проктер утверждает, что это не были всеобщие кортесы для всего королевства, так как нет доказательств присутствия представителей городов других областей. Она отмечает, что речь вполне могла идти о «региональных кортесах для Эстремадуры»[178]. О’Кэллэген определяет это как собрание муниципальных делегатов, по большей части, эстремадурских[179], в то время как Вальдеон считает, что это были полноценные пленарные кортесы[180]. Гонсалес Хименес говорит о «торжественном собрании всех эстремадурских консехо», встреча которых, судя по всему, прошла по их собственной инициативе[181]. Де Айяла и Вильальба, опираясь на сохранившиеся тетради, отправленные в Пеньяфьель и Куэльяр, утверждают, что собрание кортесов в 1264 г. в Севилье «не подлежит сомнению»[182], тогда как Мартинес Диес, в соответствии с преамбулой уложения в грамотах, данных Пеньяфьелю, Куэльяру и Авиле, полагает, что эти документы не вручались на кортесах, а сами кортесы в Севилье в 1264 г. расценивает как безосновательную гипотезу[183].
Не меньше проблем связано с кортесами 1268 г. в Хересе, которые в издании Академии истории озаглавлены «Уложение договоренностей и прочих общих распоряжений, пожалованное на съезде в Хересе»[184]. Бальестерос посвящает несколько страниц комментированию содержания соглашений, заключенных во время этого собрания, которое он признает как настоящие кортесы[185]. В этом же ключе высказалась и Эвелин Проктер, по мнению которой, соглашения, о которых речь идет в тетради, представляют собой «последний и самый важный из экономических кодексов Альфонсо Х»[186].