Замечу, что представление о «девиации» Революции 1917 г. входило в сознание «поколения Адо» с разоблачением культа личности и уже у шестидесятников порождало пафос «очищения» революционной традиции. Новым в размышлениях Адо 80-х был, в отличие от оптимизма 60-х годов, глубокий скепсис в отношении будущего России. Впрочем, следует подчеркнуть, что цитируемое письмо Адо отцу было написано до антикоммунистической революции 1991 г.
Глубокий скепсис слышится и в записи Адо марта 1991 г. (опять же «до того»), приведенной его ближайшим другом Владиславом Павловичем Смирновым: «Нам на долю досталась осень, досталась зима. Нам говорили: весна впереди, она – наше счастливое будущее. Весна так и не наступила, а мы уже отцвели. Такое нам выпало время». Смирнов замечает, что эти чувства могли разделять многие из представителей его поколения – «поколения Адо». Тем не менее Владислав Павлович в ретроспективной оценке социальных и политических сдвигов мнение о беспросветной «зиме» опровергает[1233].
В поколенческом плане ценно, на мой взгляд, свидетельство Смирнова: «Как-то Застенкер спросил меня: “О чем вы мечтали, будучи студентом?”. Я растерялся и пробормотал что-то вроде: “Хотел стать хорошим специалистом”. – “Как странно, как странно”, – промолвил Наум Ефимович. Это меня задело, и я спросил: “А вы о чем мечтали в молодости?”. – “Конечно, о мировой революции”, – ответил Застенкер»[1234].
Вот и задумаешься: Наум Ефимович Застенкер (1903–1977) был человеком революционного поколения советских историков, репрессированным подобно другим в 1937–1939 гг., другом Далина и зачинателем знаменитой дискуссии о «средних слоях», закончившейся идеологическим погромом на истфаке МГУ[1235]. А Адо выступал против подобных дискуссий именно в опасении таких погромов. Главным для него всегда оставались исследовательская работа и воспитание научной смены. В том и в другом он безусловно реализовался, и, как мне представляется, мог бы сказать вслед за Поршневым, что «выполнил главное дело своей жизни».
Уверен, безысходность не выражает и всей полноты настроений Адо последних лет жизни. Мне он запомнился оптимистом. Едва пережив тяжелейший инфаркт 1979 г., он пишет мне: «В целом, я восстанавливаюсь и полон оптимизма»[1236]. И сколько раз он еще «восстанавливался» после инфарктов и ударов судьбы. Да и умер Адо не на больничной койке и не в своей постели, а после дружеской встречи, среди общего веселья.
Перестройка «повлекла за собой десятилетие методологического смущения и растерянности многих российских историков, особенно старших поколений», – пишет А.В. Гладышев, характеризуя кризис изучения истории социалистических идей вместе с личным кризисом Г.С. Кучеренко[1237]. Вот именно, проблема существовала не только для «старших поколений». Да и что касается «старших», тоже все выглядело индивидуально. Согласен, что Геннадий Семенович переживал «тяжелейший творческий кризис», а вот у Адо такого не нахожу.
А.В. активно начал осмысление пройденного советской историографией пути[1238], что со второй половины 90-х стало и моей задачей. Добавлю, что первотолчком для меня явилось стремление молодых друзей услышать о поколении учителей. Очень хочется также вспомнить душевную поддержку Арона Яковлевича Гуревича. Для него драматический путь советского историознания Французской революции был ярким и поучительным эпизодом историографической драматургии советского времени. А потому первый мой опыт рефлексии после досконального обсуждения на редколлегии и многочисленных критических замечаний был опубликован именно в «Одиссее»[1239].
А что Время? Написал же Александр Кушнер при апофеозе Застоя: «Что ни век, то век железный». И еще: «Времена не выбирают, /В них живут и умирают. /Большей пошлости на свете /Нет, чем клянчить и пенять. /Будто можно те на эти, /Как на рынке, поменять».
Список сокращений: Названия журналов
ВИ – Вопросы истории
ИМ – Историк-марксист
ННИ – Новая и новейшая история
ФЕ – Французский ежегодник
AHRF – Annales historiques de la Révolution française
1235
См.:
1237
1238
См.:
1239