Когда эти речи достигли до высочайшего слуха его величества, Луна коему служит стременем, [он] изволил приказать следующее: «Хотя те несколько несчастных сбились с пути интересов государства и избрали кровопролитие и наглость, но принципы великих государей, уважаемых шахов, древних великих хосроев /49 б/ и современных султанов таковы, что они свои дары и милости, подобно весеннему облаку, существующему для всех и одинаково орошающему розу и базилику, тернии и волцы, в такой же степени [всех] жалуют специально милостивым и благородным подарком. Если тот несчастный [Абдулкарим] хорошенько подумает о своей черной неблагодарности, подобно пылинке обратит свое лицо к Солнцу государства и низко склонит к счастливому [высочайшему] порогу [свою] голову, стирая пыль с него, то медь его существа, оказавшаяся в плену собственной окиси (букв. ржавчины), благодаря [нашему] чудодейственному милостивому вниманию, [опять] приобретает чистый вид». [Затем] последовал такой [высочайший] приказ: «Пусть блеск семьи достоинства накибов и центр круга сейидского звания Мухаммед Хашим-ходжа накиб сейид-атаи[176] и шествующий путем в Хиджаз министерской власти и к Земзему /50 а/ Ка'бы эмирского достоинства паломник к обоим священным городам Аравии, Авез Баки хаджи, аулия-и карахани, взяв милостивую [ханскую] грамоту и драгоценный халат, направятся в Кермине и [там] увещательными советами, повернув лик надежды того безнадежного [Абдулкарима] к сосредоточию государства [Абулфейз-хану], выведут его на большую царскую дорогу из пустыни заблуждения. Если же он считает свое действительное положение счастливым и не думает о признательности за [нашу] хлеб-соль, то [наша] благодеющая рука, извлекши из ножен мести меч могущества, сделает его красным, как заросли тюльпанов, от крови народа багри[н], обитающего в степи Кермине.
После такого напутствия упомянутые эмиры выехали с этой миссией в г. Кермине. Когда весть о выезде [этих] именитых /50 б/ эмиров дошла до слуха того незадачливого [Абдулкарима], он выслал их встретить к бухарским воротам Кавола[177]. [В Кермине же] после соблюдения правил свидания он (Абдулкарим) каждому [из послов] воздал должное (букв. каждого определил на свое место), но того обхождения, которое свойственно людям [нашего] времени, он не проявил. Вследствие этого известие, которое послы слышали из рассыпающих жемчуг сладких уст государя, они преподали ему в виде совета и увещания, выполнив это в надлежащем виде. Однако этот несчастный Абдулкарим, которому по его происхождению чуждо было благородство, вытащил золотое кольцо увещания из слуха послушания, поднял голову гордости [своей] натуры и драгоценную, шапку, пожалованную ему его величеством, отдал на глазах посланных [к нему] эмиров одному из [своих] низших служащих[178]. И, заговорив нахальным и грубым тоном, /51 а/ начал заявлять бессмысленные притязания. Ворочая языком глупости во рту вознаграждения [ему], он сказал: «Вам нужно прислать мне [диплом] на должность того дивана, которую иначе называют «руководитель государства» (мадар ул-мулк)[179]. Он не подумал, что [должность] «руководитель государства» нельзя возложить на слабые плечи и нельзя нести ношу царства человеку невежественному. Затем он сказал: «Да [еще] моего сына, который по способности все уничтожать и по жестокости — сущий огонь, должны возвести в должность туксабы»[180]. Помимо этого он потребовал в виде подарка десять тысяч золотых для вспомоществования войску. Все эти фантастические мысли его указывали на то, что он хочет убрать [свои] подлые ноги с непосредственного пути повиновения [своему законному государю].
176
Т.е. принадлежащий к потомкам Сейид-ата, известного ташкентского шейха, проведшего значительную часть своей жизни в Хорезме, где он и умер (в 691/1291 — 1292 г.). О нем см. ас-Сафи, ***, Лукнов, 1323/1905, стр. 12 — 13 и Насируддин-ал Бухари, ***, Бухара, 1328, стр. 86 — 88.
177
Ворота Кавола, прежде Келлабад (иначе — Каршинские); (см. И. Умняков, К вопросу об истории топографии средневековой Бухары, Сборник Туркестанского восточного института в честь проф. А. Э. Шмидта, Ташкент, 1923, стр. 153).
178
В тексте стоит ***, т. е. буквально «одному из всадников с деревянными стременами». Поступок этот представлял для Абулфейз-хана величайшее оскорбление, нанесенное в присутствии его послов.
179
Иначе говоря, Абдулкарим требовал должность всемогущего министра, которая бы совершенно аннулировала власть ненавистного ему Мухаммед Хаким-бий аталыка.
180
Должность туксабы состояла в том, что он ставил перед ханом блюда с кушаньями и управлял туманом Харакан с заведованием его оросительной системой (Бухарский трактат о чинах и званиях, стр. 150). В Бухаре мангытов должность эта и чин считались седьмым в восходящем порядке в местной «табели о рангах» (см. А. Семенов, Очерк устройства централизованного административного управления Бухарского ханства позднейшего времени, стр. 60).