На правом фланге от того знамени были: его величество государь, паломник к обоим священным городам Аравии Абдулла-бий кули кушбеги, Авез Баки-бий и Хаджи Мир Хасан с боевым барабаном при знамени. Подняв это знамя, как знамя Хиджазского каравана, удостоенного счастья быть у горы Арафат, /93 а/ они выражали свою покорность высокодостойному владыке молитв, благосклонно приемлющему выражения безраздельной преданности [своих рабов]. На левом же фланге [армии] высококачественного государя Бузанджирова потомства [Абулфейз-хана][269] находилось «Санджарово знамя» Баки-[бия] кушбеги, пальцы отважной руки которого подобны праздничной Луне, а сам он являлся знаменитостью [в области разных] удивительных искусств. Стрела похвалы его храбрости подобна стреле искренней молитвы; в тот день, когда он стрелял ею из лука в мишень, она пронизывала семь небес, пройдя через кольчугу вражеских душ. Позади же великого хана, являвшегося опорою и убежищем основ веры пророка, выстроились все махрамы во главе с «великим ходжою» Ульфетом, Венера благородства которого была соединена в небе щедрости, в двенадцати знаках зодиака и в сферах [всего] наблюдаемого с Марсом, являющимся главнокомандующим на звездном поле битвы. Так стояли на этом возвышении величием равный Джемшиду государь и все махрамы высочайшего двора.
В тот же день у его величества государя /93 б/ пришло в волнение море отваги и в движение облако энергии. Взяв в руки копье, подобно блестящей падучей звезде, убивающей демонов и врагов, он соизволил заявить: «Наша честь желает ударить на центр вражеской армии и заросли Иудина дерева [собственного] достоинства и оросить кровью презренных врагов, а тюльпановые цветники [нашего] желания одеть в пурпурные шапки из вражеских голов, молнией же стрелы так ударить в гумно жизней этого народа, чтобы оно превратилось в пепел». Везиры и махрамы, бросив на шею поводья коня эго величества, плача, стеная, выражая смирение и искреннее расположение, последовали [за ханом], так что, — хвала Аллаху! — [все] войско, [эта] сфера вникания во все, вступило в бой с неприятелем. Его величество, убежище мощи, хотя и устремляется в сторону опытных витязей, теперь, [однако], колеблется: «Если враг, — не дай бог! — победит, тогда [всех] людей можно предать», — [говорит он]. С тысячами трудностей и просьб удалось, [наконец], разжечь пламя [ханского] гнева, и хан изволил стать под драгоценное знамя. /125 а/
Так как правое крыло высокого знаменитого войска, которое по-тюркски называют онг, представляло собрание туркмен, из коих каждый, как барс, был полон отваги, а так как [каждый] готов был броситься в бой, то оно было подчинено Хаким мирахуру, который своим мечом воскресил [славную эпоху] сельджуков, возобновил строй войск Тогрула и поднял царственное знамя Санджара[270] со дня на день увеличивающимся могуществом Бузанджирова дома. На левом фланге, каковой по-тюркски означается термином сол, [находился] «опора эмиров» Хаким-бий аталык; полный хмеля от пиршества мангытских принцев, которые имели этот хмель [еще] в чаще преданности наместнику всемилостивого [Аллаха], Мухаммед Шейбани-хану, омочившему [свою] шашку кровью, — он укрепился в удовольствии опьянения /125 б/ [своей] преданностью государю. Во главе небольшого бдительного войска, оси государства, [был] завернувшийся ногами в подол преданности Кутлук диванбеги сарай[271], развернувший на фланге [своего] войска знамя катаган. Таким образом были расположены правый и левый фланги армии. Когда закончилось построение рядов войска, господин «убежище должности накиба», Мухаммед Хашим-ходжа из рода сейидатаи, занялся распределением обязанностей отдельных войсковых частей. Но несущие Судный день войска не успели еще в своей переправе через Зарафшан дойти до середины реки и выстроиться в боевой порядок, как враги воспользовались этим моментом. Оставив покорного Раджаб-султана подле Девкенда, /126 а/ Абдулкарим и Ибрагим-бек, [сын] Рустема сразу бросились в атаку на правый фланг страшного [бухарского] войска. Как стремительный поток несчастья, подобный волнам бедствия, [все сметающим на пути], они обрушились на правый фланг. А так как на правом фланге находились туркмены, то эта хорошо сражающаяся народность храбро встретила вражеский натиск. Ввиду того, что площадь боя была занята пахотными полями, на которых было множество кочек и низин, [вообще всяких] неровностей, то одни обратили тыл по туркменскому обычаю, уподобляемому в войне в начале боя, и бросились в [притворное] бегство, чтобы потом повернуть на врагов, что по-тюркски обозначается словом дунгук, другие по своему обычаю нападали, возбуждая храбрость врагов. Но так как неприятельское войско было многочисленно, то [бухарцы] поневоле обратились в бегство /126 б/ как на правом, так и на левом фланге. И [все] несущее ужасы Судного дня [бухарское] войско потекло [вспять], как поднимаемый ветром песок. Однако бунчук «убежища войны», сферы подвигов Рустема, «опоры эмиров» [Хаким-бий аталыка] остался среди волн правого крыла неприятельской армии. И, упаси бог, [что бы случилось], если бы «убежище войны» не проявлял могучую устойчивость, подобную мощной каменной горе, и твердую выдержку, [хотя] никто из рук врагов не уходил подобру-поздорову. И когда [этот], храбростью подобный Сухрабу эмир палицы и единоборства, увидел, что враг храбро и без сопротивления гонит [бухарские войска], он взял в руки исторгающее жизнь копье вместе с бунчуком и бросился в атаку на небольшую группу неприятелей, погрузившись в море боя. Он рукою [ловкого] пловца, уподобляясь качествами крокодилу, /127 а/ нанизывал кенегесов на вертел копья и жарил их, как шашлык, на огне меча. Поражая шашкою видом подобных леопардам багринов, он сбрасывал их с седел. [Как] некоего высоко взлетающего совершенного царственного сокола, он выпускал стрелу из гнезда лука. Он похищал из рядов арены боя вражеских орлов, а по временам огненную воду, т. е. меч Млечного пути небес отваги, отвязывал с небоподобного пояса [и разил им] по узким глазам звезд вражеского существования, сбрасывая [неприятелей], как пузыри, на поверхность воды небытия.
269
В тексте «бузанджири» (без диакритических точек), т. е. относящийся к Бузанджиру, предку Чингиз-хана, отец которого был неизвестен, а лишь мать — Аланкува. Абулфейз-хан считался последним реальным ханом Бухары из потомства Чингиз-хана.
270
Упомянутые здесь Тогрул и Санджар — «великие сельджуки», первый правил с 429/1038 г. до 455/1063, второй — с 511/1118 по 552/1157 г.