Нищенствующий монах
В самой церкви царил приходский священник, совершавший литургию, посещавшуюся по воскресеньям большею частью жителей его деревни. Церковь была центром средневековой религиозной жизни. Крестьянин посещал ее каждое воскресенье, и хотя он не мог следить за латинскими словами, но хорошие, благородные чувства пробуждались в глубине его души, когда он, коленопреклоненный, переворачивал молитвенник и слушал знакомые, но все еще таинственные для него слова. Он видел вокруг себя на стенах фрески со сценами из Священного Писания и из Жития святых; а на куполе – Страшный суд, изображенный в ярких красках: с одной стороны, рай, готовый принять праведника, с другой – пылающий ад с палачами дьявола, терзающими обнаженные души. Страх перед адом был самым сильным средством, которым беспощадно пользовались все проповедники и исповедники для обогащения церкви и для приведения грешников к раскаянию.
Правоверные отправляли еретиков, а еретики – епископов в вечно горящее пламя, но обе стороны держались одного мнения, что в аду едва ли хватит места, ибо там «целая безднанищенствующих монахов».
Крестьянин знал некоторые изречения Христа и события из его жизни и из жизни святых, а также многие рассказы из Библии, как, например, про Адама и Еву, про Ноев ковчег, про мудрость Соломона и его жен, про судьбу Иезавели, Иеффая и его дочерей, «которых он очень любил». Все это и многое другое с многочисленными своеобразными прикрасами он узнавал из «божественных песнопений» и из чувствительных и занимательных проповедей нищенствующих монахов. Крестьянин никогда не видел Библии на английском языке, но даже если бы он ее увидел, то не смог бы прочесть. Английский крестьянин не знал ничего похожего на общие молитвы или на чтение Библии в семейном кругу. Но религия и разговоры о ней окружали его жизнь. Крест с распятием Христа часто находился перед его глазами, и он хорошо помнил предание о распятии.
Исповедь была принудительной обязанностью, обычно у приходского священника, но очень часто и у назойливого нищенствующего монаха, который легче давал отпущение и во многих случаях, возможно, более умело, а часто (как утверждали все) более корыстно: за хорошее угощение или за другие блага.
О нищенствующих монахах можно сказать гораздо больше, чем сказано здесь. Они были «слишком плохи» для того, чтобы их благословлять, и слишком хороши для того, чтобы их проклинать. Черные нищенствующие монахи св. Доминика и еще больше серые нищенствующие монахи кроткого св. Франциска являлись в Англии в XIII веке действительной силой в распространении христианства по заветам Евангелия, а в XIV веке они выносили на своих плечах большую часть миссионерской работы церкви. Они по-прежнему были умелыми проповедниками и пробудили большой интерес к проповеди. Неграмотный народ в эпоху умственного пробуждения все больше и больше требовал живого слова, и лишь в редких случаях местный приходский священник мог удовлетворить эти запросы.
Таким образом, во времена Чосера нищенствующие монахи все еще задавали тон. Отчасти из подражания, отчасти из соперничества последователи Уиклифа уделяли большое внимание народным проповедям. Если впоследствии протестанты придавали большее значение кафедре проповедника, чем алтарю, то тем самым они только продолжили движение, начатое нищенствующими монахами.
Если ортодоксальное светское духовенство нападало на них за то, что их проповеди были переполнены пустыми, малопоучительными рассказами для привлечения толпы, то эти нападки отчасти объясняются тем, что в этих проповедях бичевались пороки духовенства: бездеятельность епископов, монахов и приходского духовенства и продажность архидиакона и его церковных «судебных приставов». В первую пору деятельности Уиклифа нищенствующие монахи были его союзниками против «зажиточного духовенства», и только после того как Уиклиф выступил со своей ересью догмата о пресуществлении, нищенствующие монахи сделались его злейшими врагами, В теории они в противоположность монастырской братии жили подаяниями верующих, не имели собственности и проповедовали учение об евангельской бедности, столь близкое учению св. Франциска. Но на практике они уже накопили огромные богатства и ценности, которые хранили в своих роскошных монастырях. Уиклиф одобрял их теорию и осуждал их практику. Если искать корни некоторых характерных черт английского пуританства – его аскетизм, его борьбу с грехами, его строгое соблюдение праздников, его страх перед адом, нападки на епископов и на богатое духовенство, его нетерпимость к противникам, его страстные и душераздирающие проповеди, склонность к елейным чувствам и к лицемерию, обращение к бедному с проповедью равенства, – то их можно найти в средневековой церкви и, особенно, в деятельности нищенствующих монахов. И не только в их деятельности; клирик Ленгленд был предшественником Беньяна, и Уиклиф мог бы узнать, что его идеалы священства осуществлены Латимером и Уэсли [16]. Те ученые, которые за последнее время – и притом особенно тщательно – изучали проповеди и другую религиозную литературу XIV века в прозе и в поэзии, больше всех возражают «против принятия средневековой религии какой-нибудь одной современной религиозной партией или против полного ее отрицания какой-либо другой, потому что средневековая церковь – родоначальница всех наших религий и, как сказал сам Чосер:
Нет нового обличия, которое не было бы старым.
С другой стороны, в позднейшем английском протестантизме были элементы совсем не средневековые. Культ семьи и освящение семейных отношений и деловой жизни религией являются уже позднейшими наслоениями в протестантизме. Им не было места в средневековых идеалах или в действительности; средневековые идеалы проистекали из более чистых аскетических и далеких от всего мирского источников раннего христианства, которые, хотя действительность крайне редко соответствовала им, тем не менее господствовали в теории.
В то время как враги нищенствующих монахов осуждали их за то, что они делали слишком много, слишком назойливо вторгались в область, где у них не было узаконенного места, монастырскую братию обвиняли, наоборот, в том, что она делала слишком мало. Пламя религиозного энтузиазма и свет учености в монастырях, которые некогда обеспечивали Англию мудрым руководством, теперь лишь тускло мерцали. Король уже не посылал больше за каким-нибудь святым аббатом для того, чтобы просить его «пожалеть страну» и сменить управление своей обителью на управление большой епархией. Кентерберийский монастырь уже не мог больше соперничать с Парижским университетом ученостью и философией: главным источником возвышенной мысли и просветительным центром страны теперь стал Оксфорд, и главной умственной и влиятельной силой там были нищенствующие монахи и светское духовенство. Монахи уже не принимали участия в политике, как это было во время войн между баронами. Хроники все еще составлялись в монастырях, но они лишь продолжали литературную традицию предшествующего века, в то время как мирянин Фруассар вырабатывал новый метод изложения истории. В веке Матвей Парижский из Сент-Олбанского монастыря был действительно крупнейшим историком, тогда как составители монастырских хроник чосеровского времени, даже самых лучших из них – таких, как хроника Уолсингэма, – не были способны осознать относительное значение событий или оценить значение того, что происходило за пределами монастырской ограды. Мысли монаха были ограничены исключительно интересами его монастыря. Вся жизнь монаха протекала на монастырском дворе, за исключением того времени, когда его отправляли собирать ренту с отдельных монастырских поместий или сопровождать аббата при его выездах на охоту или при случайных поездках в Лондон. В монастыре он проводил время в кругу монастырской братии, интересы которой были столь же ограниченны, как и его собственные. Поэтому нет ничего удивительного, что монахи оказали такое упорное сопротивление требованиям городского населения и крестьян, для которых при изменившихся условиях местные привилегии аббатств сделались оскорбительными и притеснительными. Во всех отношениях мир двигался вперед, а монастырская жизнь оставалась неподвижной. Только в Йоркшире и на севере монастыри были популярны среди населения вплоть до времени их закрытия.