Уполномоченные Россіи на венском конгресе были граф Андрей Кирил. Разумовскій, графы Нессельрод, Каподистріа и русскій резидент при венском дворе Стакельберг. Зная нерасположеніе своих дипломатов к возстановленію Польши, Император Александр иногда поручал писать ноты по польским делам князю Чарторыскому и Анштету.
Граф (в последствіи князь) Разумовскій, друг великаго Суворова, оказал Россіи незабвенныя услуги на венском конгресе, и будучи знаком с кознями Тугута, не дозволил обмануть себя Меттерниху. Граф Карл Васильевич Нессельрод, осторожный до боязливости в делах государственных, отличный хозяин в домашнем быту 2), щедрый в вознагражденіи состоявших при нем людей, деликатный и приветливый со всеми, живой и веселый в салонах, был одарен большими природными способностями. Получив первоначальное воспитаніе в одной из берлинских гимназій, он образовал сам себя трудом и занятіями всей своей жизни; так наприм. находясь в русской службе и чувствуя необходимость изучить русскій язык, он, уже будучи офицером, в свободное от службы время, брал уроки у одного из чиновников военнаго министерства Гомзина и воспользовался ими в такой степени, что говорид по русски хорошо, и даже мог заметить ошибки против языка, если кто-либо выражался неправильно. Основаніе его блестящей карьере положил Сперанскій. Когда Император Александр, находясь в Эрфурте, осенью 1808 года, сказал Сперанскому, что желал-бы иметь при посольстве в Париже способнаго чиновника, который, независимо от офиціальных донесеній князя Куракина, извещал-бы частным образом о всем том, что сочтет достойным вниманія, Сперанскій отвечал Государю, что не было никакой надобности посылать для того в Париж особаго чиновника, имея там состоявшая) советником посольства, графа Нессельрода. И действительно—Нессельрод вскоре заслужил не только благосклонность, но и хорошее мненіе самаго Наполеона: «Voilà un petit homme qui sera un grand homme». (Вот маленькій человечек, который будет великим человеком) сказал он однажды, указав на Нессельрода за обедом в Тюильри. В начале 1812 года, во время совершеннаго разлада между нашим и французским правительствами, Наполеон изъявил желаніе, чтобы прислали к нему для переговоров, отозваннаго из Парижа в 1810-м году, графа Нессельрода. По открытіи войны с Французами, граф Нессель-род подписал союзный трактат с Англіею; в 1813-м — союзный трактат с Пруссіею, в Бреславле, и конвенцію о субсидіях с Англіей, в Рейхенбахе, а в 1814-м — четверной союз против Наполеона, в Шомоне (6).
Граф Каподистріа, еще в Париже, получив приказаніе Государя — изложить свое мненіе о заключенном там трактате, подал записку, в которой доказывал, что на предстоявшем конгресе Россія, Австрія и Пруссія явятся с домогательствами вознагражденій, a Франція и Англія, как державы уже вполне удовлетворенныя, от коих будет зависеть согласіе на требованія прочих; в таком положеніи дел — по мненію графа Каподистріа—достаточно было одному из союзных дворов перейти на сторону Англіи и Франціи, чтобы дать совещаніям вредное направленіе для двух остальвых. Император Александр сказал в ответ: „все это теорія!... Не безпокойтесь; я выйду ИЗ затрудненій“. (Tout cela est de la doctrine.... Ne soyez pas en peine; je me tirerai d’affaire). В П0следствіи Каподистріа изъявил пред Государем подозреніе на счет секретных переговоров, имевших целью образованіе союза против Россіи. Император Александр посмеялся над его недоізерчивостыо, но потом отдал справедливость дальновидности своего министра (7).
Пруссія готова была содействовать видам Императора Александра, как по личной дружбе к нашему Государю Короля Фридриха-Вильгельма, так и по тому, что он, стремясь пріобресть Саксонію и вообще получить вознагражденія в Германіи, не заботился о принадлежавших ему прежде польских областях. „Я буду благодарить Бога—говорил не раз Король Гарденбергу и Штейну — если мне удастся, при этом случае, избавиться от моих польских подданныхъ“ (8). Тем неменее однакоже государственные сановники Пруссіи были недовольны сближеніем русских границ к Берлину и возставали против присоединенія герцогства варшавскаго к Россіи. Уполномоченными Пруссіи на конгрессе были государственный канцлер Гарденберг и Вильгельм Гумбольдт. Первый из них, человек светскій, отличавшійся умеренным либерализмом и любовью к отечеству, доказавшій свою благонамеренность и преданность Королю в самых трудных для Пруссіи обстоятельствах, был слаб характером и легкомыслен; к тому-же глухота затрудняла его участіе в словесных преніях. Этот недостаток и быть-может еще более нравственная слабость прусскаго канцлера побудили Короля придать, в качестве помощника, главному уполномоченному, несравненно способнейшаго, нежели он, Гумбольдта. Но Гарденберг упрямо стоял за свое первенство, и обладая пассивною, ни к чему полезному неведущею, стойкостью, парализировал деятельность своего товарища. Нередко доводилось Гумбольдту, с примерным самоотверженіем, исправлять промахи канцлера. Увеселенія и забавы, поглощавшія столь значительную часть досуга дипломатов, не имели ничего привлекательнаго для посвятившаго себя всецело труду Гумбольдта, и даже нельзя было его встретить на обычных послеобеденных прогулках высшаго венскаго общества. За то он не пропустил ни одного из сорока семи совещаній идти европейских ь держав и ни одного из тех, в которых обсуждались дела германскаго союза. Там являлся он деятельным членом, готовым отвечать на дерзкія выходки Талеирана, склонять на свою сторону англійских ми-нистров и разгадывать козни Меттерниха. Его способность к безпрестанному, усидчивому труду изумляла членов конгреса. Сохраняя невозмутимое хладнокровіе, он нередко приводил в смущеніе отличавшихся безстыдством, Меттерниха и Талейрана. Имея дело с людьми, для коих обман и ложь были обычным делом, он считал такія средства несовместными с собственным достоинством. Его единствееным средством была остроумная діалектика, и владея этим оружіем вполне, он поражал своих противников логическими доводами и едкими насмешками, оставаясь — как говорили о нем — „ясен и холоден, ,как декабрьское солнце“ (9).
2
Осношшіем довольно значительному состояііію графа Нессельрода, кроме двух сот тысяч франков, доставшихся ему от отца, и шестисот дуіп, иолу чей ныхь в приданое за женою, урожденною графинею Гурьевой, были 500 тысяч рублей, подаренных графу, с ведома Государя, ипостраннымп дворами, при окончапіи венскаго и других конгресов. На эти деньги было куплепо именіе княгини Елены Никит. Вяземской, в последствіи приносившее до 80-ти тысяч руб" лей серебром годоваго дохода. (Слышано от состоявщаго долго при графе Несельроде, Адексея Петр. Еврепнова),