Простое изложение данных, заимствованных из различных источников, не было основной целью Рихера, он ставил себе задачей создать на основе этих сведений нечто подобное сочинениям римских авторов, действительно «Историю» в полном смысле этого слова. Еще Г.Пертц заметил, что в 97-й главе третьей книги Рихер цитирует «О заговоре Катилины» Саллюстия[721], а посвященная Рихеру статья Р.Латуша была озаглавлена уже «Un imitateur de Sallust au Xe siecle: l'historien Richer»[722]. Словом, за нашим автором прочно закрепилась репутация «подражателя Саллюстия». Для того, чтобы проверить, насколько заслужена эта репутация, надо посмотреть, насколько часто он цитирует Саллюстия или подражает ему, является ли это подражание чисто внешним, или же сходство в выражениях подразумевает и одинаковый смысл эпизодов, похожи ли, наконец, взгляды Саллюстия и Рихера на историю.
Влияние Саллюстия на Рихера проявляется прежде всего в трех случаях: при составлении речей, в характеристиках персонажей и в описаниях военных действий. Остановимся сперва на речах — характерной черте античной историографии, воспринятой и Рихером. Если сопоставить речь царя Адхербала перед сенатом[723] и выступление короля Людовика V перед знатью (IV, 2), то заметно, что они начинаются почти с одних и тех же слов: «Pater meus moriens mihi praecepit», — у Адхербала и «Pater meus in egritudinem qua et periit decidens, mihi praecepit», — у Людовика. По словам Адхербала, его отец советовал ему «видеть в вас (в римлянах — А.Т.) своих родных, своих близких: если я буду так поступать, то ваша дружба будет для меня войском, богатством, опорой царствования»[724], а Людовик говорит, что отец велел ему, чтобы он «относился к вам (к герцогу Гуго и другим сеньорам — А.Т.), как к родственникам и друзьям, и ничего не предпринимал без вашего ведома. Он утверждал, что если я обеспечу вашу верность, будет у меня ... и богатство, и войско, и защита королевству». Адхербал жалуется на Югурту: «Jugurtha, homo omnium quos terra sustinet sceleratissimus, contempto imperio vostro Masinissae», ему вторит Людовик, имея в виду реймсского архиепископа: «Adalbero Remorum metropolitanus, homo omnium quos terra sustinet sceleratissimus, contempto patris mei imperio...... Заметно, что, используя цитаты из Саллюстия,
Рихер вносит некоторые изменения, приспосабливая их к ситуации. Он вставляет упоминание о болезни Лотаря, отца Людовика, так как ранее подробно о ней рассказывал (III, 109), в обращение Людовика к знати вводит понятие верности, важное для его эпохи, и намек на обязанность Людовика советоваться со своими слушателями. Вообще же обстоятельства, в которых произносятся эти речи, совершенно разные: Адхербал — проситель, Людовик — сеньор, требующий суда над своим вассалом.
Та же речь Адхербала цитируется и в воззвании Карла Лотарингского к архиепископу Адальберону (IV, 9), и в обращении Карла к друзьям (IV, 14). Влияние слов Адхербала заметно и в жалобной речи Людовика IV. «Мне уже ни жить не хочется, ни умереть нельзя!» — восклицает он (II, 52), a y Саллюстия мы читаем: «Но теперь мне и не хочется жить, и нельзя умереть без позора»[725]. А в речи Оттона II к своим вассалам (III, 73) заметны уже цитаты из речи Катилины[726]. «Сильна наша молодость, дух могуч», — говорит Катилина[727], «пока сильна ваша молодость и дух могуч, вы не пренебрежете этим деянием», — обращается к вассалам Оттон. У Саллюстия мы читаем: «если ... вы предпочитаете быть рабами, а не повелевать»[728], а в речи Оттона: «если вы предпочитаете повелевать, а не быть рабами». Цитаты из Саллюстия вкраплены и в обращение Гуго Великого к пленному Людовику IV. Схожи обращения Гуго к королю («Parvum te, о rex», II, 51) и царя Масиниссы к Югурте («Parvum te, Jugurtha»)[729]. «Jam memineris te virum esse», — говорит Гуго, а в письме Лентула к Катилине есть слова «... et memineris te virum esse»[730]. Герцог Роберт перед битвой с пиратами «объезжал легионы и, называя по именам наиболее выдающихся воинов, убеждал их помнить о своих доблестях и благородстве, увещевая их сражаться за родину, за жизнь, за свободу» (I, 28). Подобным образом у Саллюстия Марк Петрей «верхом объезжая ряды, обращался к каждому солдату по имени, ободрял их, напоминал, что они с безоружными солдатами сражаются за отечество, за своих детей, за алтари и очаги»[731]; впрочем, конец воззвания Роберта взят не отсюда, а из речи Катилины, который напоминает своим сообщникам, что они сражаются «pro patria, pro libertate, pro vita»[732]. В речи приближенных Карла Простоватого сказано: «Regnum ereptam non irrumpes nisi ferro viam videnter aperias» (I, 43); в цитированной выше речи Катилины эта же мысль выражена иначе: «Ferro iter aperiundum est»[733]. К речам у Рихера мы еще вернемся, а сейчас следует отметить, что, во-первых, Рихер действительно использует цитаты из Саллюстия, хотя их не так уж много, если учесть общее количество речей в «Четырех книгах историй», а во-вторых, эти заимствования всегда уместны и приспособлены к ситуации, в которой речь произносится. С другой стороны, нельзя сказать, что передача персонажу Рихера слов персонажа Саллюстия означает сопоставление, сближение этих персонажей. В большинстве случаев Рихер берет именно цитату, не обращая внимание на контекст, в котором она стоит у Саллюстия. Мы находим фрагменты одной и той же речи Адхербала в выступлениях двух совершенно разных персонажей, Людовика V и Карла Лотарингского, в речь Гуго Великого попали и слова царя Масиниссы, и фрагмент письма заговорщика Лентула, а передавая воззвание герцога Роберта, Рихер вообще склеивает выражения из выступлений двух противников — Катилины и Петрея. Адхербал называет «преступнейшим человеком из всех, кого носит земля» Югурту, узурпировавшего власть и убившего его брата, Людовик V применяет те же слова к вполне добродетельному, в изображении Рихера, Адальберону. Может быть, менее случайно наличие цитат из речи Катилины в выступлении Оттона II, который, как и Катилина, призывает своих вассалов к делу дурному, к нападению на Францию, что Рихер, конечно, никак не мог одобрить.