А мне ни холодно ни жарко, могла бы я ей ответить.
Дело в том, что Дедушка не ожидал ничего подобного. То есть сначала — неимоверное изумление: «O, так вот как разворачивается сюжет». Итак, его несут на носилках, и он все время ожидает, что перейдет в мир иной. Что если бы боль стихла, он мог бы просто закрыть глаза и проснуться в стране Томаса Траэрна. Ведь Дедушка на самом деле верит в следующую жизнь, в которой, по его представлениям, всегда голубое небо, и свет льется из-за огромных белых облаков, а святые с длинными вьющимися волосами вроде как стоят на тех облаках и думают, что им следует выглядеть так, будто они совершенно безмятежные супергерои семидесятых годов, и при этом их мантии персиковых или абрикосовых оттенков достаточно удобны для тамошней погоды. Такая себе загробная жизнь. Как бы то ни было, после латинского языка, стояния на коленях и свечей Авраам довольно легко получил паспорт, и вот, покрытый засохшей кровью, он в той стране. Его веки трепещут, как крылья бабочки, на губах у него Kyrie eleison, Christe eleison[85], и вот уже ангелы протягивают руки, чтобы поднять его.
Только те руки грубоваты.
Потому что те руки вовсе не ангела, но молодого врача по имени Оливер Сиссли. Он весьма ревностно относится к своему делу. Взгляд Оливера пылает, и даже жуткие прыщи на шее не помешали ему приехать на войну, чтобы спасать жизни.
Дедушку доставили к Сиссли, будто на тарелочке с голубой каемочкой, и — бинго! Молодой Оливер принимается за работу, пока Дедушка находится в том месте между Жизнью и Смертью, — между Рыбой и Ловцом, как говорит мой отец. Оливер верит, что именно для таких дел он и прибыл на войну. Он начинает быстро извлекать пули — одну, другую, — да, на самом деле да, там три пули, — и оттаскивает Авраама прочь от Загробного Мира.
Дедушка На Волоске От Смерти.
Веселого в этом мало. Уж мне-то поверьте.
Дело в том, что Дедушка воспринял то, что произошло, как просто Падение Обратно На Землю, в чем нет ничего прекрасного для лосося, прыгающего с шестом, — но есть лишь только ужасное.
Глава 5
Извините, увлеклась.
Это же чисто по-МакКарролловски. На завтрак у нас метафоры и диковинные сравнения.
Вот что происходит, мисс Куинти, когда пересаживаешь малую толику английского языка на Болота графства Клэр.
Рут Рут Рут.
Извините, увлеклась.
Рут Суейн!
Дедушка выжил. Война уходит, он остается. Ему дали немного времени, чтобы прийти в себя, после чего будут решать, сможет ли он снова Поднять Оружие. Но он даже не может Поднять Руки. Дырки в его груди и тяжелый для души воздух сражений в полях Булони объединенными усилиями вызвали у него воспаление легких, и вот Дедушка уже на пути в Англию, но с ним уже нет Морроу, Икретта, Читли и Пола — они стали маками[86] во Франции. Дедушку же привезли в военный госпиталь под названием Уитон, в Вулвергемптоне[87].
Много лет спустя мой отец попытался отыскать там следы Дедушки и начал с того, что прочитал о Первой мировой войне все, что смог найти. Затем оставил нас дома — это было в октябре, — а сам на поезде, пароме и автобусе добрался до Вулвергемптона. Со дня смерти Авраама прошло уже много времени, и Уитон был превращен в пятьдесят шесть квартир для людей, которые не видели привидений. Не думаю, что отец нашел Авраама, но когда возвратился, Мама сказала, что от отца пахнет дымом.
Когда Дедушка Авраам вернулся, прабабушки Агнес уже не было в живых. В те дни люди могли красиво умереть от Инфаркта, что с ней и случилось: молитвы произнесены, ладони сложены вместе, глаза закрыты — и она уже растит маргаритки[88], и вот еще одна душа направляется на Злачные Пажити[89] Господа Бога Моего.
Когда власти спросили Авраама, есть ли у него живые родственники, он сказал, что нет ни одного. Жгучий стыд — естественный побочный продукт Невозможного Стандарта.
Итак, на данном этапе Нашего Повествования все выглядит не так уж и великолепно. (См. Книгу 777, «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», Лоренс Стерн[90], Пингвин Классикс, Лондон.)
(Есть и свои преимущества, я полагаю. Начнем с того, что я не умру в самом конце.)
Душа Авраама обгорела. Так я решила. Он совершил полет, как Икар, только в манере Английского Протестанта. Как и вся Англия, он упал, пролетев огромное расстояние от Редьярда Киплинга[91] до Т. С. Элиота, по-настоящему огромное расстояние, и то падение оставило Авраама с пеплом на душе[92]. Он не достоин уважения. Ему всего двадцать, а он уже Инвалид Войны. Сидит в затхлой комнате с узкой кроватью и маленьким окном, через которое видно дымное небо Вулвергемптона, и начинает морить себя курением. Он не может поверить, что все еще жив. По Божьему Недосмотру. Его, Авраама, должны были торопливо положить в яму глубиной три с половиной фута[93], и он должен сейчас лежать под залитыми солнцем благоуханными полями Франции. Лежать в той же яме, куда положили Морроу, Икретта, Читли и Пола — всех вместе, чтобы в загробной жизни они могли продолжать наслаждаться звуками харди-гарди[94]. Вместо этого Авраама Суейна перехватили на полпути между двумя мирами, и здесь, в Вулвергемптоне, он должен оставаться до конца дней своих.
85
Kyrie eleison, Christe eleison — месса в Католической церкви. Строится из трех частей: 1) Kyrie eleison, 2) Christe eleison, 3) Kyrie eleison; каждая повторяется трижды.
86
Красный мак — символ памяти жертв Первой мировой войны, а впоследствии военных и гражданских вооруженных конфликтов начиная с 1914 года. Этот цветок стал символом, потому что маки росли во Фландрии, где в Первую мировую войну шли особенно тяжелые бои, а ныне расположено военное кладбище.
88
Автор ссылается на выражение «push up daisies», которое означает «умереть и быть похороненным». Здесь имеются в виду цветы, растущие над могилой.
90
Лоренс Стерн — английский писатель XVII века. В упомянутом романе описана жизнь главного героя от предыстории его рождения до 5-летнего возраста в конце девятого тома. Повествование постоянно прерывается лирическими отступлениями, беседами с читателем, посторонними историями, рассказами о жизни родственников главного героя.