Участник съезда, впоследствии писатель-демократ Б. Узе красочно описал специальное заседание съезда по рабочему вопросу, где вполне закономерно оказалось затронутым отношение к забастовкам. Уже не впервые ставился этот вопрос; но нацистские лидеры всячески изощрялись, стремясь уйти от прямого ответа. На съезде Лей поставил все точки над i: «Забастовка — это инструмент классовой борьбы, — заявил он, — и поэтому национал-социалисты при любых обстоятельствах отвергают ее». От имени Гитлера Лей положил конец дальнейшим разговорам на эту тему[413].
Наиболее полное выражение ситуация в нацистской партии нашла в обожествлении Гитлера. Вот что писал, например, 9 января 1927 г. в статье, озаглавленной весьма характерно — «Хайль Гитлер!», Г. Штрассер, которого в буржуазной литературе принято рассматривать чуть ли не как главу оппозиции против фюрера: «Подчиненный герцога, его вассал! Сущность национал-социалистской рабочей партии заключается в этом истинно немецком соотношении вождя и подвластных ему, понятном только немецкому существу и немецкому духу, аристократическом и в то же время демократическом»[414]. Фимиам Гитлеру воскуривали и многие другие нацистские лидеры, в частности командующий штурмовыми отрядами Пфефер. В декабре 1929 г. он писал одному из своих приспешников: «Перед Вами только одна индивидуальность: фюрер. И Вы подчиняетесь ему... Вы не спрашиваете, почему и по какой причине»[415]. Одна из фашистских газет сформулировала это так: «Идея фюрерства — основа национал-социалистской партии»[416].
В то время еще более или менее открыто звучали слова предостережения. Так, Фольк писал: «Шумиха вокруг фюрера приняла в конце концов такие масштабы, что наши звездопоклонники, услышав известное имя, впадают в истерику... Фюрер — это все, только от него в детско-рабской покорности ожидают исполнения надежд и желаний»[417]. Это были очень правильные слова, но Фольк, критикуя культ фюрера в частных письмах, одновременно на собраниях провозглашал троекратно «хайль» Гитлеру.
Принцип фюрерства занимал в нацистской пропаганде одно из центральных мест. Фашистские главари считали, что ее уровень следует ориентировать на способности наиболее ограниченного из тех, к кому она обращена. Излюбленные темы — сила, право, честь, победа, месть; преподносить их лучше всего в вечерние часы, когда люди уже утомлены и более склонны подчиниться чьему-либо руководству[418]. В нацистской пропаганде не было полутонов, только черное и белое: в своем лагере все правильно и хорошо, у противников все неверно и плохо. Ни в коем случае нельзя было «выносить сор из избы». Об этом шла речь в специальных циркулярах, то же требование содержалось в приказе командующего CA Пфефера от 5 ноября 1926 г.: «Занятие политикой... требует отрицать и утаивать все слабости, ошибки, недостатки перед лицом общественности, хотя каждый разумный человек знает, что там, где есть свет, должна быть и тень»[419].
Помимо доведенной до предела лживости, отличительной чертой нацистской пропаганды была ее демагогичность. В этом отношении гитлеровцы оставили далеко позади всех своих соперников из лагеря крайней реакции, не сумевших подняться до тех «высот» лицемерия, беззастенчивости, беспринципности, которые были свойственны нацизму. Фашисты признавали только один критерий — «целесообразность». «Мы не будем цепляться за старые формулировки, — писал Гитлер в «Фёлькишер беобахтер» от 21 января 1930 г., — если для могущества и величия государства понадобятся новые». На деле это означало: если нацистским лидерам или их покровителям понадобится, то они не остановятся ни перед каким вывертом.
Фашисты развили бешеную активность, проводя гораздо больше митингов, собраний, походов и шествий, чем любая другая партия. Пропаганда носила концентрированный характер. Как видно из циркуляра по этому вопросу от 24 декабря 1928 г., подписанного Гиммлером, предлагалось время от времени проводить «ударные» пропагандистские кампании, устраивая в пределах какого-либо округа от 70 до 200 собраний на протяжении 7—10 дней. Для таких собраний следовало выбирать не слишком большие залы, — так, чтобы они наверняка были заполнены. Гитлеровцы не рассчитывали заманить людей одними «идеями»; обязательной составной частью нацистского собрания были музыкальные номера, спортивные упражнения, живые картины и т. п.[420] Нацистское руководство тщательно изучало положение в отдельных местностях и рекомендовало концентрировать пропагандистские усилия прежде всего там, где это могло привести к немедленному и быстрому росту организации[421].
415
416