В конечном счете примирение между церковью и государством в это время было достигнуто ценой серьезных уступок за счет позиций, завоеванных итальянским государством в течение целой исторической эпохи, прошедшей под знаком Рисорджименто. Об этом говорил в своей речи в сенате Бенедетто Кроче. Заключив это соглашение, подчеркивал он, фашистское государство отрекалось от всего, что было современного в итальянском государстве, вышедшем из Рисорджименто[150].
В литературе тех лет много говорилось в связи с Латеранским соглашением о полном подчинении церкви фашизму, о ее полном слиянии с фашизмом и т. п. Вряд ли можно с этим согласиться. По одной из статей Конкордата, Ватикан, например, сохранял широкую сеть своих организаций, объединенных в так называемое «Католическое действие». За этими организациями признавалось право деятельности, «направленной на осуществление и распространение католических принципов, вне каких-либо политических партий и под непосредственным руководством церковной иерархии». Комментируя эту статью, Канделоро писал: «Таким образом основное ядро католического движения в Италии было сохранено и после 1929 г. как сила, которую Ватикан мог, в известной степени, предоставлять в распоряжение фашизма, но которая не должна была сливаться с фашистскими организациями»[151]. Добавим, что сосуществование этих двух сил — Ватикана и фашизма, — неизбежно стремившихся к охвату всех сторон жизни итальянца от рождения до смерти, не было лишено определенных противоречий и столкновений интересов.
Фашизм и антифашизм
В марте 1929 г. в Италии состоялись парламентские выборы, впервые проводившиеся по принятой годом ранее новой фашистской избирательной системе. «Да» или «нет» — одно из этих двух слов избиратель должен был поставить под всем списком депутатов, отобранных большим фашистским советом и внесенных в избирательный бюллетень. Эти выборы рассматривались фашистами «как акт морального единства, ибо впервые на них выступала одна партия»[152]. В этих условиях безудержной демагогической пропаганды, террора и запугиваний фашистам удалось добиться подавляющего большинства: из 9673 тыс. зарегистрированных избирателей в голосовании участвовало 8 663 412, из них «за» проголосовало 8 519 669; бюллетеней со словом «нет» было подано 135 671[153].
Выборы проводились 24 марта 1929 г., т. е. на следующий день после празднования 10-й годовщины создания фашистской организации. И это было не случайно. Фашисты пытались придать выборам характер торжественного плебисцита по вопросу об отношении к фашизму вообще, утверждая, что 24 марта 1929 г. был узаконен созданный ими «новый тип государства». Они говорили даже о «новой политической цивилизации». Вот что писал, например, фашистский теоретик Ф. Эрколе: «Фашизм переместил суверенитет от избирательных масс — силы сырой и аморфной, стоящей вне государства, — к большим институтам, являющимся частью государства. Иными словами, он переместил суверенитет от сил неограниченных и чуждых государству, к системе государственных институтов, вбирающих в себя всю социальную жизнь. Утверждение Муссолини о том, что не должно существовать суверенитета вне и против государства, стало реальностью. Это был новый тип политической цивилизации»[154].
Фашизму в это время в известной мере удалось добиться консолидации своего режима, хотя многое здесь ограничивалось чисто внешними и показными формами «единства и сплоченности». В то же время для антифашистской оппозиции это был один из самых тяжелых и сложных периодов борьбы.
Еще до официального запрета нефашистских партий все они в той или иной мере были ослаблены фашистскими репрессиями и внутренними разногласиями. Разногласия обострились как между партиями, составлявшими Авентинский блок, так и между ними и коммунистической партией. Коммунисты обвиняли авентинцев в пассивности. Сами они в это время были действительно наиболее активной антифашистской партией. Об этом свидетельствует, в частности, секретное письмо к префектам министра внутренних дел Федерцони от 10 апреля 1925 г., в котором отмечается особая активность именно коммунистической партии. «Печатное изобилие всякого рода, — говорится в письме, — указывает, что партия располагает многочисленными и хорошо оборудованными подпольными типографиями»[155].
155
Archivio Centrale dello Stato, Ministero dell'Interno. Arch. PCI —Kib, busta 102, p. 186—189.